(Саратовская губ.)
В старые годы, прежние,
При зачине каменно́й Москвы,
Зачинался тут и грозный царь,
Грозный царь Иван сударь Васильевич.
А вта́поры у царя был почестный стол,
Почестный стол, пированье великое
Про всех про князей про бояр,
Про гостиных людей, купцов сибирскиих.
А и стол был во полустоле,
А пир был во полупире,
Гости царские наве́селе,
Стали они промежду себя похвалятися:
Сильный хвалится своею силою,
Богатый хвалится своим богачеством.
Не золотая трубонька вострубливала,
Не серебряна сиполица1 возигрывала,
Возговорил грозный царь,
Иван сударь Васильевич:
«Уж как я ли могу похвалитися,
Что и взял я Казанское царство,
Рязань-город, славну Астрахань,
Уж и я ли вывел измену изо Пскова,
Изо Пскова и из Нова-города!»
Как возговорит младой царевич:
«Ой ты гой еси, государь, царь Иван Васильевич!
Что и взял ты царство Казанское,
Рязань-город, еще Астрахань,
Уж ты вывел измену изо Пскова,
Изо Пскова и из Нова-города,
Да не вывел измены из каменной Москвы:
Еще есть у нас в Москве изменник,
Во твоих ли государевых палатах,
Он и ест с тобой с одного блюда,
С одного плеча носит платье цветное!»
Как и тут грозный царь Иван Васильевич догадается,
Он гневом великим воспаляется,
Закричал он своим громким голосом:
«А и кто есть у меня слуги верные!
Берите царевича за белы руки,
Ведите царевича за Москву-реку,
Ко тому ли болоту стоячему,
Ко той ли луже кровавои,
Ко той ли плахе паганои!»
Как тут все князья-бояре испужалися,
Все верные слуги по Москве разбежалися.
Оставался один злодей Малюта,
Что Малюта злодей Скурлатович:
Он берет царевича за белы руки,
И ведет его за Москву-реку,
Ко тому ли болоту стоячему,
Ко той ли луже кровавои,
Ко той ли плахе поганои.
Распроведал про то большой боярин,
Что честно́й Никита свет Романыч;
Он садится на добра́ коня,
На добра́ коня неезжанного,
И он скачет за матушку за Москву-реку,
И он машет шапкой бархатной,
Сам кричит зычным голосом:
«Ой, народ православный, расступися,
Люди добрые, сторонитеся,
Давайте мне, боярину, дорогу!»
Прискакал Никита свет Романыч
Ко тому ли болоту стоячему,
Ко той ли луже кровавои,
Ко той ли плахе поганои, —
Вырывает царевича у Малюты,
У Малюты злодея Скурлатовича,
Он берет его за белы руки,
Приводит его на царский двор.
А тут грозный царь,
Иван сударь Васильевич взрадова́лся,
Он на шеюшку царевичу кидался,
А Никите свет Романычу поклонялся:
«А и чем мне тебя, Никита, жаловать,
А и как мне тебя, Романыч, чествовать?
Ты бери у меня, что́ вздумаешь,
Со конюшни ли что ни лучшего коня,
С царских плеч моих шубу кунию,
Золотой ли казны сколько надобно!»
Как возговорит честной боярин,
Что честной Никита свет Романыч:
«Ой ты гой еси, государь, царь Иван Васильевич!
Мне не надобен твой добрый конь,
Мне не надобна твоя шуба куния,
Не хочу я твоей золотой казны:
Дай ты мне только Малюту Скурлатова,
Повели мне его, сударь, казнити!»
Песни, собранные П. В. Киреевским, Ч. II. Песни былевые, исторические. Вып. 6. Москва. Грозный царь Иван Васильевич, 1864.
1 Сиповица, сиповочка, сопель. — О.