Архангельской губернии.
А к чему жа, братцы, приуныла всё быстра́ река,
Не гремят-то поро́жки быстрыя?
А к чему жа, братцы, приумолкло-приуныло солоно́ морё?
А к чему жа, братцы, приуныли, не шумят-то да лесы темныя?
А к чему жа, братцы, поднебесная звёзда с неба отпа́дала?
А к чему жа, братцы, воску ярого свешша да потыхала жа?
Благоверная цяриця приставляласе;
Порушалась эта наша вера православная.
Говорит-то она таковы речи:
«Уж вы дети, мои-то два царевиця,
Два царевиця мои-то, два любимыя,
Два любимы вы уче́ныя!
А подите-тко ко своёму родну батюшку,
Ко грозно́му-то цярю Ивану всё Васильицю;
Вы сходите-тко к ему в сенот-от жа,
Позовите-ко-се мне его проститисе;
А вы знаите, как прийти к ему, всё слово́ сказать:
Вы придите, станьте на ти жа жилы подколенныя,
Да вы говорите грозну царю, своёму родну батюшку:
«Уж ты гой еси, грозны́я цярь Иван Васильевиць!»
Вы подите-тко к ему, позовите ко мне-то всё проститисе».
А как тут-то два царевиця да не ослышились;
А надели оны своё платьё цьветноё,
А приходят они в сенот к своёму родну батюшку,
Ко грозно́му-ту царю Ивану-ту Васильицю;
А он сидит-то на престоли всё на цярськом же,
А на го́ловы надет да венець царськия,
А в руках держи́т-то он чудно́й-от крест.
Они стали на жилы-ти на подколенныя,
Они били1 своему цярю-батюшку:
«Уж ты гой еси, грозны́я цярь Иван-сударь Васильевиць!
А зовё тебя цяриця наша матушка
Во последней-от раз с тобой проститисе».
А тому-то ведь цярь не ослышилсэ;
Соходил-то он со престола-то со цярського,
Скидывал-то он венець всё цярськия,
А сымал с себя порфиру цярськую,
А он клал на престол на цярськия,
Он пошел-то скоро ко цярици-то, своей к молодой жены,
Он ведь скоро ’ходил к ей в светлу све́тлицю.
Увидала его молода жона,
Ише та же цяриця благоверная:
«Уж ты гой еси, грозны́я цярь Иван Васильевиць!
А как буду я тебе наказ наказывать:
Ты не будь жа горечь, не будь спальчив жа,
До своих ты малых деточек будь ты милостив,
А до двух-то всё младых цяревиц́ей;
Я ишше́ тебе буду наказ наказывать:
Ты постой-ко-се за веру православную,
Ты постой-ко за манастыри-ти спасе́ныя,
А за ти же за черквы-ти за Божия;
Я ише́ тебе буду наказ наказывать:
Уж ты будь ты кроток, будь ты милостив
До чужих-то до деточок,
Новобраных всё солдатушок:
Стоят-то они за веру православную,
За тобя, цяря Ивана Васильиця,
За всих-то князей, за бо́яр;
Я ише́ буду тебе наказ наказывать:
До своих-то до князей будь ты кроток, будь ты милостив,
А до тих жа ты князей, всё бояр жа;
Я ише́ тебе буду наказ наказывать:
Уж ты будь ты кроток, будь ты милостив
А до тих жа хрисьян да чёрнопахотных:
Ты наложь-ка на их подати по три денёжки, —
Наберёшь ты многи тысячи;
Ты положь на их по три копеечьки, —
Уж ты много насбирашь казны несчётныя;
Я ишше́ тебе буду наказ наказывать:
После мо́его-то бываньиця,
Не женись-ко-се ты в проклято́й Литвы,
В проклятой Литвы, орды поганыя
У Кострюка-Небрюка на родной сестры,
На той жа на Марьи Небрюковны:
Как порушитсе наша вера православная».
А как тут царь розьерилса жа,
Розьерилса он да розсердилса жа;
Убежал-то он от царици, из спальнёй он.
А во ту пору, во то время
Поднебесная звезда с нёба отпа́дала,
Воску ярого свешша да потыхала жа,
Православна вера порушаласе;
Благоверная цариця приставляласе.
А потухла свешша да воску ярого,
А преставилась цяриця благоверная,
Поруши́лась наша вера православная.
(Записана А. В. Марковым в с. Зимняя Золотица на Зимнем берегу Белого моря в 1898 г. от кр. Гаврилы Крюкова. Напечатана им же в «Беломорских былинах» под № 84, стр. 456-458)
В. Ф. Миллер. Исторические песни русского народа XVI-XVII вв., Петроград, 1915.
1 Т. е. челом. Собир.