Архангельской губернии.
А во́ Тау́лии́ во го́роди́,
А да во Таулии хорошом-е
А поизволил наш царь государь
Да царь Иван Васильевиць,
А поизволил жонитисе
Да не у нас, не у нас на Руси,
Да не у нас в каменной Москвы,
Да у царя в Бальшой орды,
Да у его на родной сестры
Да на Марьи Демрюковны.
Собиралса наш царь государь.
Да собиралса с цесны́м поездом;
Да и оттуль поход уцинил,
Да и оттуль ис каменной Москвы.
Ишше здраво стал государь
Да церез реки быстрые,
Да церез морë синёё,
Да церез полë цистоë
К Кострюку в Бальшу орду,
К Кострюку сыну Демрюковицю.
Говорил его дядюшка
Да Микита Родомановиць:
«Уш ты ой еси, Кострюк-Демрюк!
Ишша мы к табе (так) пришли
Да не с боём, не с дракою;
Да мы пришли к тобе посвататьсе
Да у тобя на родной сестры,
Да на Марьи Демрюковны».
Они сватались, сосваталисе
По рукам они ударилисе
Да сло́во на́ слово поло́жилисе.
Собирался наш царь государь
За столы-те за дубовые,
Да за есвы сахарные,
Да за напитоцьки стоялые.
Пировал-жыровал государь,
Говорыл его дядюшка
Ишше Микита Родомановиць:
«Уш ты ой еси, Кострюк-Демрюк!
О́б цем сло́во было мо́лвленоë,
По рукам уда́реноë?»
А Кострюк поскакиваë,
А Кострюк поплясываë;
Он тому не ослышылсе;
Он выводит родну сестру
Да и́но (так) Марью Демрюковну
Да за нашого прозви́теля царя
Да за Ивана-та Васильевиця,
Да за столы-ти за дубовые,
Да за напитоцьки стоялые.
А пировал-жыровал государь;
А оттуль и поход уцинил,
Да оттуль из Бальшой орды.
Ишше здраво стал государь
Церес полё цистоë,
Церес морё синёё,
А церес реки быстрые.
Ишше здраво стал государь
Во свою-то в каменну Москву
Да он ко церкви соборною
Да ко монастырям церковные.
Да они веньцями повеньцялисе
Да перснями поменялисе.
Ешше здраво стал государь
Да во свою ту в каменну Моск(в)у
За столы-те за дубовые,
Да за есвы сахарные,
За напитоцьки стоялые.
Да пировал-жыровал государь.
Говорил его шурин тут
Кострюк Демрюков сын:
«Уш ты ой, царь государь!
У вас есь ли в каменной Москвы,
У вас есь ли таковы борьци
А со мной поборотисе,
А с Кострюком поводитисе?»
А говорил тут царь государь
Да царь Иван Васильевиць:
«А любимой дядюшка!
Да, Микита Родомановиць,
Уж ты выйди-ко на улоньку;
Затруби-ко в золотую трубу,
Щобы ц́юли за рекой за Москвой».
Как выходит тут дядюшка,
Да Микита Родомановиць
Затрубил в золотую трубу,
Да уцюли за рекой за Москвой,
А учули три братёлка:
А первой брат Мишенька,
А второй брат Гришенька
Да третей брат Васенька.
Говорил как тут царь государь:
«А любимой шурин мой!
А у миня питья́ на столе,
А у миня борьци на дворе,
Когда есь вера боротисе
Да ис дани, ис пошлины
Да из накла́ду великого».
А Кострюк поскакиваёт,
А Кострюк поплясываёт;
А Кострюк церес стол скоцил,
А Кострюк питья́ сплескал.
А говорыла как родна сестра
Да ино Марья-та Демрюковна:
«Уж ты ой еси, Кострюка-Демрюк!
А не ходи ты боротисе
А ты из дани, ис пошлины
Да из накладу великого».
А Кострюк паскакиваëт,
Он тому не ослышитьсе;
Он выходит на улоньку,
На крылецюшко красноё,
А о перила облегаитьсе.
А говорил как Мишенька:
«Уш ты ой еси, царь государь!
Мне-ка не́ с ким боро́тисе».
Говорыл как Гришенька:
«Уш ты еси, царь государь!
Мне-ка не́ с ким ру́ки патрать1».
Да говорыл как Васенька:
«Уш ты ой еси, царь государь!
Уш бы рад я боротисе,
С Кострюком бы поводитисе, —
Да я топе́ря со царёва кабака́,
У мня болит буйна голова,
Да шипит ретиво серьцë».
И наливают как цяру вина,
Да не велику, цетьвертинною;
А подавают Васеньки,
Да выпиваёт Васенька:
«Да спасибо тиебе, царь государь!
А опохме́лил бу́йну голову́, —
А не окатил ретива серьця,
А не звеселил добра молотьця».
А наливают вторую цару́,
Да не велику, цетьвертинною;
А подавают Васеньки,
А выпиваёт Васенька:
«Да спасибо тебе, царь государь
Да царь Иван Васильевиць!
А похме́лил буйну́ голову́
А окати́л ретиво́ серьцë, —
А не звеселил добра молотьця».
Наливают третю́ю чару́,
Да не велику цетвертинною;
Подавают Васеньки,
А выпиваёт Васенька:
«Да спасибо тибе, царь государь!
А опохмелил буйну голову,
А окатил ретиво́ серьцë,
Да звеселил добра молотьця;
Уш я рад нынь боротисе,
Да с Кострюком-то поводитисе,
Я ис дани, ис пошлины
Из накла́ду великого».
Они стали боротисе.
А в первы́ Кострю́к бросил,
А вторы́ Кострюк броси́л.
А как Ва́сенька-то Хро́менькой
Он на ношку-ту справилса,
А за лопотья-ти зграбилса,
Он прырвал лопотьё всё.
А на руках он потре́хиваё,
До земли не допу́скиваё.
А ишше думали: Кострюк-Демрюк,
А ино Марфа Демрюковна.
Да она проклиналасе
Да она заклиналасе:
«Да не дай, Бог, бывати здесь
А у царя в каменной Москвы
Да не детям бы, не внуцятам,
Да не внуцятам, не па́внуцятам2».
(Записана А. Д. Григорьевым от крестьянки М. Д. Кривополеновой в Пинежском крае, деревне Шотогорке. См. «Архангельские былины и исторические песни», т. I, № 116)
В. Ф. Миллер. Исторические песни русского народа XVI-XVII вв., Петроград, 1915.
1 Кривополенова не знала значения этого слова. (Гр.)
2 Примеч. сказательницы: «Она всё воевала за брата, мущину».