Как задумал Грозны́й-от царь
Иван Васильевич женитисе,
Женитисе да обручатисе
Не в камянно́й Москвы,
Да не в святой Руси,
Не на святой Руси,
Да в проклято́й Литвы в поганыя —
У Кострю́ка-Небрю́ка моло́дого
На той жо на родной сестры
На Марьи Небрюковны.
Да просил он приданого
Полтораста просил улановей,
Триста просил татаровей,
Петсот просил доньских казаков,
Удалы́х добрых мо́лодцов;
Три телёги просил он красна золота,
Три телёги просил он чиста се́ребра,
Да три телёги просил меди всё козарочки,
Три телёги просил он скатна дорогого, мелка жемчуга.
Давал-то он полтораста улановей,
Триста давал татаровей,
Петсот давал доньских казаков,
Удалы́х добрых мо́лодцов;
Да три телёги давал он красна золота,
Три телёги давал он чиста се́ребра,
Три телёги давал он меди-козарочки,
Три телёги скатна жемчуга.
Как задумал наш Грозны́я царь
Иван Васильевич ехати
В прокляту́ орду поганую,
Да в поганую Литву, Литву женитисе
На той же на Марьи Небрю́ковны.
Да как начал он збиратисе,
Собруня́тисе да отправлятисе
В ту жа в прокляту́ Литву в поганую.
Он здра́восцал1 да грези че́рныя,
Он здравосцал да лесы те́мныя,
Он здравосцал да речки быстрыя,
Он здравосцал да в прокляту́ Литву.
Приежаёт к Дюку Кострюку на широкой двор;
Как стречаёт Дюк Кострюк-от,
Да стречае молоды́я Грозного царя,
Да ведёт он в свои светлы све́тлици
Да во столовы новы горьници;
А садил-то Грозна царя да за дубовы́ столы,
За дубо́вы столы, за скатерти браныя,
А за ти же за ествы саха́рныя.
Как вси сидят и пьют, едят и хвастают;
Грозны́я царь Иван Васильевич
Сидит не пьёт, не ест, ничем не хвастаёт.
Кострюк Небрюк по полаты похаживат,
С ножки на ножку переступыват,
Жолты́ма кудрями принатряхиват,
Златыма-ти перснями принашшалкиват.
Сам он говорит да таковы речи, да таковы слова:
«Как вси у меня-то на пиру сидят, пьют, едят,
И вси у меня да хвастают;
Как приезжей-от гость сидит
Не пьёт, не ест, не кушаёт,
Нечи́м он у меня не хвастаёт.
Уж я разе тебя местом о́бсадил,
Или винной чарой тебя о́бнесли,
Мои ествы тебе не по́ души,
Не по́ души, не по разуму,
Эли князи мои, бо́яра
Над тобою посьмехаютце?» —
«Уж ты вой еси, Небрюк Кострюк моло́дыя!
Питья, ествы мне-ка по разуму,
Винной меня чарой не о́бнесли,
И нехто́ надо мной не посьмехаитьце.
Да как я к тебе приехал
Не пить, не есть, не кушати —
Ты дай же мне нарьчо́ноё, посулёноё».
Чечас Кострюк Небрюк
Писал триста татаровей,
Полтораста писал улановей,
Петсот писал доньских казаков,
Удалы́х добрых мо́лодцов.
А насыпал он три телёги красна золота,
Насыпал он телёги чиста се́ребра,
Три телёги он меди всё козарочки,
Три телёги скатна мелка жемчуга.
Да как начал Грозной царь Иван Васильевич
Сряжатисе, отправлятисе
На ту жа на сьвятую Русь, в камянну́ Москву.
Как поехал наш Грозной царь Иван Васильевич;
Он здраво проехал грези чёрныя,
Он здраво проехал лесы тёмныя,
Он проехал речки быстрыя;
Он здраво приехал во матушку да в камянну́ Москву
Со тою́ со Марьей Небрюковной.
Тут пошол у их чесён пир наве́сели.
Вси тут пьют, едят, хвастают;
Как любимой-от ёго шурин сидит,
Не пьёт, не ест, не кушает
И ничим сидит не хвастаёт;
Он повесил голову с могучих плеч,
Он поту́пил очи в се́реду кирпичнюю.
Говорил тут Грозны́я царь Иван Васильевич:
«Шьто же ты, любимой шурин, не кушаешь?
Эли место тебе не по вотчины,
Питья, ествы тебе разе не по разуму?» —
«Место-то мне-ка по вотчины,
Питья, ествы по разуму, по́ души;
Винной-то чарой меня не о́бнесли,
Нехто надо мной не посьмехаитьце,
Не князи, не бо́яра.
Я у тя спрошу: есь ли у вас в камянно́й Москвы
Таковы борьци, таковы борьчи,
Удалы́ добры молодци?»
Да как брал-то тут Грозны́я царь Иван Васильевич
Золоту трубу розрывчяту,
Выходил он на крылечко косивчято,
Кричал-то он в золоту трубу:
«Ише есь ли у нас в камянно́й Москвы таковы борьци?»
Услыхал тут из того ряду́,
Из того ряду коже́венна,
Умлыхал тут Потанюшко Хроменькой;
Хроменькой, сам тоненькой,
По животу он пережимистой,
На праву́ ногу подпадыват,
На леву́ подковыриват,
Костыльком он помахиват,
К цярському дворцю подвигаитьце.
Увидал тут Кострюк Небрюк:
«Это чорт иде́т, не бо́ровшшик2,
Водяной идёт, не роспотешильшик!»
Он скачёт через вси столы дубовыя,
Через ествы саха́рныя,
Да бежал-то он да на новы́ сени,
Да на красно крыльцё да на широкой двор.
Как го́ворит тут Потанюшко Хроменькой,
Хроменькой да сам тоненькой:
«Уж ты гой еси, Грозны́я царь Иван Васильевич!
Мы положим промеж собой заповедь великую:
Неровно́ которой которого бросит,
Руку, ногу сломит,
Хребетну ли кость повыломит,
Из платья ли повылупит»3.
Смотрит тут Грозны́я царь
Иван Васильевич с Красна́ крыльця.
Как начели Кострюк Небрюк боротисе
С Потанюшкой Хроменьким,
С Хроменьким с им, с тоненьким,
Как начели боротисе, водитисе,
Как Потанюшко Хроменькой,
Хроменькой, сам тоненькой,
По животу пережимистой
На праву́ ножку подпадывал,
На леву́ подковыривал,
Костыльком он помахивал,
Как метал тут Кострюка Небрюка
На матушку сыру́ землю́,
Он ведь его из платья повылупил,
Хребётну кость повыставил.
Да скакал Кострюк Небрюк да на резвы́ ноги,
Побежал да по широку́ двору,
Захватил черну́ .... в праву́ руку,
Побежал, где-ка собаки шшеня́тятьсе,
Где-ка свиньи-ти приносятьсе,
Где-ка кошки люшшятьсе.
Говорит тут Марья Небрюковна:
«Это чорт, не бо́рошьство,
Водяной, не роспотешельсьтво!»4
(Записана А. В. Марковым в 1898 г. в с. Зимняя Золотица от Крюкова. «Беломорские былины» № 85, стр. 459-463)
Эту старину Крюков пел речитативом, останавливаясь после каждого 4-7 мистишия. (Марков).
1 По объяснению Крюкова — проехал.
2 Боротьсе.
3 Под суд не отдавать.
4 «Тебе како́ дело?» — царь-то говорит. Тут и всим смешно́ пало.
В. Ф. Миллер. Исторические песни русского народа XVI-XVII вв., Петроград, 1915.