И-за ельницька, и-за березьницька,
И-за цястого леску и-за олёжницьку
Выходило-выбегало трицеть караблей,
Трицеть караблей выходило да со одиным караблём.
И один-от карапь наперёд выбегал.
И не тем-то караблик изукрашоной,
И не тем-то цёрной изулажоной, -
Ише нос-от, корма по-периному
И глаза-то у ёго да по-змеиному;
Ише место глаз по камешку по самоцветному,
Ише место ушей по лесици по дорогой,
И не тем-то караблик изукрашоной,
И не тем-то цёрной изулажоной, -
И приходил он во гавань карабельнюю
И к тому ли он к Солнышку киёвську,
Ко Владимеру стольнё-киёвську.
Он сымал-то с себя-то платьё цьветноё,
Надевал он на себя да драгоценное;
И брал ведь свои да золоты клюци,
Отмыкал свои да кованы ларци,
Ведь брал он блюдо серебряно,
Уж он склал на блюдо три камешка,
Три камешка да драгоценныя,
Закрывал камкой1 белой крупцятною
И пошёл он по городу по Киеву.
Ише все люди-народ да испужалисе,
Ише все люди в окна побросалисе.
И пришёл он ведь к Солнышку киевську,
Отворят полату дьвери на-пяту2,
Запират3 дьвери крепко-накрепко,
Уж он крест кладёт по-писаному,
Он поклон-от ведёт по-уцёному,
Он молитву творил всё Исусову;
Уж он Солнышка дарил двума камешкамы,
Он царицю-то дарил одним камешком;
Уж он сам говорил таковы реци:
«Бласлови-косе, Солнышко, слово молвити,
Слово молвити да рець говорити.
Бласлови здесь построице;
Мне не долго стоеть – только три месяца».
«Уж ты стройсе, удалой доброй молодець,
Уж молодой Соловей Блудимировиць,
Ой князей рой, хоть бояров,
Тех ли купцей, гостей торговыих,
Тех ли хресьянушек прожитосьних4».
Ой говорил удалой доброй молодець:
«Мне не чесь-хвала да молодецькая,
Мне не выслуга да богатырьская –
Мне князей рыть, хошь бояров,
Ише тех ли купцей торговыих,
Ише тех ли хресьянушек прожитосьних.
И бласлови ты построице
Прямь твоего зелёного сада».
«Прямь моего зелёного сада стройсе, доброй молодец».
И пришёл удалой доброй молодець,
Он сымал платьё драгоценноё,
Надевал платьё цьветноё,
Платьё цьветноё, одноцьветноё.
Ише не было ни будеры(а?) ни падеры5,
Ише не было ни лицку, ни грому, -
И очудилось три терема высокия,
И высокия златоверхваты;
Ише на неби соньцё – в терему соньцё,
Ише на неби месець – в терему месець,
Ише на неби звезды – в терему звезды,
Подведёна луна6 вся небесная.
Выходила Забава на красно крыльцё студитисе,
И не долго стояла – ровно три цясу,
И сама она дивоваласе:
«Ише что это за теремы высокия,
Высокия да златоверховаты?
Ише не было ни будеры, на падеры,
Ише не было ни лицку, ни грому, -
И очудилось три терема высокия!»
Приходила она к дедюшки к Солнышку –
«Уж ты гой еси, дедюшка Солнышко!
Ише цьи это теремы высокия,
Высокия да златоверховаты?
Ише не было ни будеры, на падеры,
Ише не было ни лицку, ни грому, -
И очудилось три терема высокия».
И ответ держал дедюшка Солнышко:
«Уж ты гой еси, Забава доць Путятишня!
(Повторяется начало старины).
Приезжал ведь молодой Соловей Блудимировиць,
Приходил он на трицети на караблях;
Ударѝл он нас ведь подаркамы:
Меня-то дарил двумя камешкамы,
Он царицю-то дарил да одним камешком.
Ише я ёго бласловил строице».
«Уж ты гой еси, дедюшка Солнышко!
Ты спусьти-косе меня да теремок смотреть».
«Уж ты гой еси, Забава доць Путятишня!
Ты умом-то ведь есь да молодёшонька,
На лицё-то есь да зеленёшонька, -
И засмотрисе на теремы высокия,
Высокия да златоверхваты, -
Увезёт тибя удалой доброй молодець,
Ише сильнёй могуцёй руськой богатырь… -
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
(Далее не записано).
Записана Б. А. Богословским в с. Кузомени на Терском берегу [Белого моря] от Ольги Вопиящиной.
1 Камка – шелковая ткань с узорами. Собиратель.
2 Настежь. Собир.
3 Захлопывает. Собир.
4 Прожиточный – зажиточный. Собир.
5 Падера – вихрь, буря, вьюга. Собир.
6 Небесный свод. Собир.