Ай во стольном-де во городе во Киёве
Как у ласкова у князя у Владимера
Ищэ было тут пиро́ваньё-столо́ваньё
И на многих всё на князей, на бо́яров,
И на многих купцей, людей торговыих,
И на многих мещан сё пригородныих,
И на тех всё руськиих богатырей,
И на всех на кресьян православныих,
А как пир-от снарядил, пировать стали,
И столы-ты ле розоставили, столовать стали;
Ай как вси они на пиру сидя напиваютса,
Ищэ все тута на чесном сидячи наедаютса,
Эх хмельнёшеньки все стали, да веселёшиньки,
И как все тут на пиру сидят приросхвастались:
Ай как иной-от кабы хвастат золотой казной,
Ай иной-от хвастат удачей молодецкоей,
Как иной-от-де бы хвастат кони добрыма,
А кабы глупой-от сидит хвастат молодой жоной,
Ищэ умной сидит хвастат он старый отцом,
Он старым-де ка’ отцем да старой матушкой.
Ай выходит тут как солнышко Владимер-князь,
Он подходит-де к удалу добру молодцу,
Ко тому-де ко Ставру сыну Годинову,
Говорит тут ле-то солнышко Владимер-князь:
«Уж ты ой еси, Ставёр да сын Годинович!
Ты же што же нынь сидишь нечим не хвастаешь?
Тибе пир-от, винно, был мой не по́ разуму?
Кабы поннощички мои были не вежливы?
А не вежливы как были, не очесливы?
Тебе винны, винно, цяры да не доходили?
Кабы пивны стоканы да не доносили?
Але местицко тибе было не по разуму?»
Говорит на то Ставёр да сын Годинович:
«Уж ты ой еси, ты солнышко Владимер-князь!
Мне-ка пир-от был ле твой да мне по разуму,
Поднощычки твои да были ле вежливы,
А ’ще вежливы ле были, да нонь очесливы,
Кабы винныма ле цярами доходили,
Кабы пивныма стоканами доносили,
Ищэ местицько-то было мне по разуму».
Говорит на то-де солнышко Владимер-князь:
«Ож вы ой еси, мои да вы поднощычки!
Наливайте вы нонь цару зелена вина,
Не велику ле, не малу — полтора ведра,
Подавайте вы удалу да добру молодцу
И тому ищэ Ставру сыну Годинову».
И на то были поднощычки проворныя:
Наливали они нонь цяру да зелена вина,
Не велику ле, не малу — да полтора ведра,
Ой подавают тут удалу добру молодцу,
А тому ищэ Ставру сыну Годинову;
Он берёт ищэ ноньци цяру единой рукой,
Ищэ пьёт кабы да цяру к едину духу,
Он как стал тут ле, Ставёр, тут на резвы ноги,
Ищэ по полу Ставёр да стал похаживать,
А кабы кунью свою ле шубу стал поволачивать,
Ищэ к шубоцьки ле стал нонь приговаривать:
«Ищэ шубу а ле ты моя, да шуба куньяя!
Ты дарёна мне от князя от Владимера,
Ты в люби́ мне-ка пришла, да я ’ чести доржу!»
И говорит ищэ Ставёр да сын Годинович:
«Уж я рад ему, князю, служить еще,
Я за шубоцьку служить — рад головы сложить:
Ищэ подруци Бог на поли тотарина,
Ищэ Кощея-царя сына Трипе́това!»
Он как стал ле тут, Ставёр, ноньце похвастывать:
«Я живу ноньце, Ставёр да сын Годиновиць,
У мня золота ищэ казна, живу, не тощытса,
У мня добры живут кони — не ездятса,
Добры молодцы живут у мня — не старятса,
У мня цветно-то ле платьицё не носитце,
Ай на ножечках сапожочки не топчутце;
Ищэ есь у мня ле нонь да молода жона,
Ищэ та ле да Василиса дочь Микулицьна,
Ищэ нет ею ле краше да по всей земли,
Ищэ нет ей храбрее да по всей вотчины,
Ищэ кроме-де княгины да мать Апраксии».
А о ту ищэ пору ле, да о то время
Погодилисе у князя у Владимера
Ищэ ты-те ищэ бояра да толстобрюхие.
Как пошли они ко князю да ноньце нажалились
На того ищэ Ставра сына Годинова:
Говорят ищэ бояра да толстобрюхие:
«Уж ты ой еси, ты солнышко Владимер-князь!
Как сидел у тя-ле нонь да чесном пиру,
Как сидел у тя Ставёр да сын Годинович,
Ищэ тот ноньци Ставёр да сын Годинович,
Он как сперва-де сидел нечим не хвастал же,
Ищэ после-де пиру, да нонь после стола,
Кабы налили ему да цяру зелена вина,
Не велику-де, не малу — полтора ведра,
Он как выпил эту цяру да зелена вина,
Он ставал ноньце, Ставёр, да на резвы ноги,
Он как по полу, Ставёр, да стал похаживать,
Он как кунью свою шубу стал поволачивать,
Ищэ шубоцьки ле стал он приговаривать:
„Уж ле шуба-ты моя, да шуба куньяя!
Дарена ты мне от князя от Владимера,
Ты в люби мне-ка пришла, да в чести доржу —
Подруци мне-ка Бог на поли тотарина
И того мне-ка князя ищэ Владимера!“
Ищэ хвастаёт своёй он молодой жоной:
„Ищэ есь у меня ле нонь да молода жона,
Кабы та ле Василиса да дочь Микулисна,
Кабы нет ее́-де краше да нонь по всёй земли!“
А княгину-ту твою зовёт сиротиною,
Сиротиною зовёт ее́ бездомовою».
А кабы тут ноньце солнышко Владимер-князь
Призыват ноньце Ставра сына Годинова:
«Уж ты ой еси, Ставёр да сын Годинович!
Ищэ што же, Ставёр, да ныньце хвастаешь?
Говоришь ищэ нонь да таковы слова:
„Я живу-де ка’, Ставёр да сын Годинович,
Золота у мня казна, живу, не тощитса“...1
Ищэ как у тя нонь коницьки не ездятса?»
Говорит на то Ставёр да сын Годинович:
«Хоть изъездятса у мня да кони добрые,
Я продам этих мещанам пригородныим,
Я куплю-де кабы коней лучше старыих».
Говорит на то солнышко Владимер-князь:
«Ищэ как у тя золота казна не то́щитсе?»
Говорит на то Ставёр да сын Годинович:
«Хоть истощитце у мня ле золота казна,
Наживу ле то казны ле больше старово».
Да говорит ищэ солнышко Владимер-князь:
«Ище как у тя добры молодцы живут не старятца?»
Говорит на то Ставёр да сын Годинович:
«Хоть состарятца у мня живут добры молодцы,
Я найму-де молодцов да лучше старыих».
Говорит опять на то солнышко Владимер-князь:
«Уж как у тебя цветно платьицо не носитца?» —
«Хоть износитца у мня платьё чветноё,
Я продам это нонь мещанам пригородныим,
Заведу я ищэ платьицо лучше старого».
Говорит опеть солнышко Владимер-князь:
«Кабы ле как у тя сапожки не топчутце?»
Да говорит на то Ставёр да сын Годинович:
«Хоть истопчутце у мня е́ти сапожоцьки,
Я продам е́ти сапожки мещанам пригородныим». —
«Ище как это ты хвасташь молодой жоной,
А как нет ее, говоришь, краше по всей земли,
А по всей ноньци земли, по всей вотчины;
Как княгину-ту мою зовёшь сиротиною,
Сиротиною зовешь ты ее́ бездомовою?»
Говорит на то Ставёр да сын Годинович:
«Уж я е́ки-ти ле реци не говаривал».
Говорит на то-де солнышко Владимер-князь:
«Ищэ говоришь ле ты да таково слово:
„Подруци Бог мне-ка на поли тотарина,
Как того ищэ князя, князя Владимера“».
Говорит на то Ставёр да сын Годинович:
«Я как эти-ти ле реци да не говаривал».
Отпираитце Ставёр да сын Годинович,
А бы князю-ту ле тут нонь за беду стало,
За великую досаду показалосе:
Он приказывал своим людям роботшиим
Еще выкопать в чистом поле глубок погреб,
Посадить хоцёт Ставра сына Годинова.
А на то его скоро люди робочие,
Как пошли они скоро нонь во чисто полё,
Кабы выкопали они ноньци глубок погреб,
А не велик, не мал — глубину сорока локот,
А посадили тут Ставра сына Годинова,
Накатили на его плиту залезную,
Не велику ле, не малу — девеносто пуд,
А засыпали его тут хру́щом-ка́меньём.
Ай как услыхала ле там как Ставрова молода жона,
Она стала тут ле ноне снаряжатисе,
Как постригла она свои нонь русы волосы,
Назвала себе нонче имя — нонь Василей же,
А Василиём звалась да сын Ивановиць.
А берет она подароцьки хорошия,
Подарить хоцёт князю ноньце Владимеру,
Выкупать хоцёт Ставра сына Годинова:
Как брала она ноньце сорок ноньце лисичь ищэ,
Кабы сорок-де куниц, сорок черных соболей,
И брала она сорок белых кречетов;
Ищэ стала она тут да снаряжатисе,
Поежжать-де нонь, да ноньце ехати
Ко тому ищэ ко князю ко Владимеру.
Приеждяет нонь Василей сын Иванович
Ко тому ищэ ко князю ко Владимеру,
И ко той ноньце ко грине княженевскоей.
А как ставит нонь коня да ’ дубову столбу,
А как вяжёт нонь коня да к золоту кольцу,
А заходит он во гриню княженевскую,
О’-де Богу-ту-де нонь да ищэ молитсе,
На вси стороны ее́ нонь покланяитсе,
Как князю-то со княгиной на ёсобицу.
Говорит тут на то ле солнышко Владимер-князь:
«Приходи же ты, удалой доброй молодец!
И не знам, тебя-де как нонь именём зовут,
А не знам, как величают по отечеству,
Ты коих же ты родов, да коих городов?
А ты кое́й ищэ земли, кое́й Орды?»
Говорит на то удалой доброй молодец:
«Я как послан от Ставровой молодой жоны
Выкупати-де Ставра сына Годинова,
А зовут меня Василей сын Иванович».
Говорит на то солнышко Владимер-князь:
«Кабы ле дати мне Ставра — не видать Ставра,
А не дать мне-ка Ставра, дак прогневить посла,
Прогневить ле ка’ Василея Ивановица».
Ищэ по полу он, Василей сын Иванович,
Он как по полу ле нонь ищэ похаживат,
Он такия-де реци выговариват:
«Ож ты ой еси, ты солнышко Владимер-князь!
Уж ты дай мне-ка Ставра сына Годинова!»
Говорит ноньци княгина да мать Апраксия:
«Уж ты ой еси, солнышко Владимер-князь!
Ищэ этот ле Василей сын Ивановиць —
Кабы это-де Ставрова молода жона:
Она по полу, винно, ходит частенько ступат,
А на лавоцьку садитця, она коленьча жмёт,
А коленци она жмёт да куну, куну́ берегёт».
Говорит на то-де солнышко Владимер-князь:
«Уж ты глупая баба, неразумная!
У тя волос-де долог, ум коротинькой.
А пошто суда приедёт Ставрова молода жона?
А коле Ставрова-де жона, можно спроведати:
Мы накинем-де ле ей службу тяжёлую».
А как подходит опеть Василей Ивановиць,
Говорит опеть Василей сын Иванович:
«Ёжь ты ой еси, солнышко Владимер-князь!
Ты ютдай мне-ка Ставра сына Годинова!»
Говорит на то-де солнышко Владимер-князь:
«Я накину на тебя службу тяжёлую:
Со моима с игроками поиграть сперва
Как во ти ещэ во пешецьки, во шахматы;
Как обыграшь ты моих ле игроков ище,
Я отдам тогда тибе Ставра, отдам безденежно».
Говорит на то Василей-от Иванович:
«Я бы знал ле ваши замыслы княженецкия,
Я бы брал с собой людей ноньце уцёныих,
Как маленько с измале́шка я, Васька, игрывал».
Принесли ноньци-де пешецьки точёныя,
Принесли-де ка’ дощоцьку да подзолочену,
Ой как стали они играть в пешки ле, шахматы,
Говорят оне, игроки нонь княженецкия:
«Ты ходи же нонь юдалой доброй молодец,
Ище ты ле Василей сын Ивановиць». —
«Как которой накликат, тот наперёд ступат».
А как идут нонь игроки нонь княженецкия,
Как ступили они во пешецьки, во шахматы,
Как ступил ноньце Василей сын Ивановиць,
А другой-де раз ступил, да им ходу не дал,
А во третей раз ступил, дак их с доски сгонил.
Он подходит нонь, Василей сын Ивановиць,
Ко тому ищэ ко князю ко Владимеру,
Говорит тогда Василей сын Иванович:
«Уж ты ой еси, солнышко Владимер-князь!
Уж ты дай мне-ка Ставра сына Годинова,
Ищэ дай мне Ставра ноньце безденежно!»
А говорит на то ле-то княгина мать Апраксия:
«Уж ты ой еси, солнышко Владимер-князь!
Кабы этот ле не Василей сын Иванович —
Ищэ надо быти Ставрова да молода жона».
Говорит на то-де солнышко Владимер-князь:
«Ох ты глупая ты баба, неразумная!
У тя волос-от-де долог, ум коротинькой:
А пошто суда приедёт Ставрова жона?
Кабы Ставрова-де жона — можно спроведати,
Как накинуть на ее службу тяжёлую».
Говорит на то Василей-от Ивановиць:
«Уж ты ой еси, солнышко Владимер-князь!
Уж ты дай мне-ка Ставра нончи безденежно!»
Говорит на то-де солнышко Владимер-князь:
«Уж ты ой еси, Василей сын Иванович!
Я накину ле на тебя службу тяжёлую:
Со моима ле со борьцями да поборотисе. —
Кабы ле бросишь ле да моих да нонь борьцей ищэ,
Я отдам тебе Ставра тогда безденежно».
Говорит на то Василей сын Иванович:
«Я бы знал ваши замыслы княженецкия,
Я бы брал таких людей, борьцей учёныих.
Да, пожалуй, сызмале́шка Васька баривалса».
Выпускаёт ноньце князь борьцей учёныих
Как боротисе с Василеём нонь Ивановицём.
Кабы ле вышли борьци, ноньци три молодця,
Говорит на то Василей-от Ивановиць:
«Ож ты ой еси, ты солнышко Владимер-князь!
Уж ты как велишь с борьцеми да нонь боротисе:
По единому ле брати, со всима ле вдруг?»
Говорит на то ёму солнышко Владимер-князь:
«Уж ты сам ле знашь, Василей сын Ивановиць, —
Уж ты как ты ле да нонь да ты борись с има».
Он бы ходит нонь, Василей-от Ивановиць,
Он ёдного нонь берёт да под праву руку,
А другого-то берёт под леву руку,
А третьёго-то берёт да во серёдоцьку,
Он как всех их нонче трёх, да всех их бросил же.
Он приходит нонь, Василей-от Ивановиць,
Ко тому ищэ ко князю да ко Владимеру,
Он как по полу, Василей-от, похаживат,
Он такие ли он реци выговариват:
«Ож ты ой еси, ты солнышко Владимер-князь!
Уж ты дай мне-ка Ставра ноньце безденежно!»
Говорит опеть кнегина да мать Апраксия:
«Кабы этот не Василей сын Иванович,
Кабы ле надо бы’ Ставровой молодой жоны:
Кабы по полу она ходит ногам цястит,
А на лавоцьку садитце, она коленци ле жмёт,
А коленьци ле жмёт, куну́ берегёт».
Говорит на то-де солнышко Владимер-князь:
«Ож ты глупая ле баба, неразумная!
У тя волос-от-де долог, ум коротинькой,
Коле Ставрова-де жона — можно спроведати,
Как накинуть-де ’ее службу тяжёлую».
А приходит нонь Василей-от Ивановиць,
Говорит опеть князю ле таково слово:
«Уж ты дай мне-ка Ставра нонче безденежно!»
Говорит ноньце-де солнышко Владимер-князь:
«Я накину на тебя службу тежёлую:
Со моима ле стрельцеми пострелетисе,
Отнести ныньче во чисто полё дубовой столб,
Закопать ле столб да в землю матушку,
Там повесите кольцюжину серебрену,
Как стрелеть ноньче сквозь кольчужину серебрену;
Как прострелишь ты своей нонче каленой стрелой,
Я отдам тогда Ставра тебе безденежно».
Ой как говорит на то Василей-от Иванович:
«Я бы знал-де ваши замыслы княженецкия,
Я бы брал таких людей да нонь учёныих.
А, пожалуй, я съизмале́шка, Васька, стреливал».
Отнесли ле там ле скоро да нонь дубовой столб,
Да положили кольчужину серебрену,
Привели тут стрельцей да добрых молодцов;
Говорят на то стрельцы да княженецкия:
«Ты стреляй же нонь, Василей сын Ивановиц!»
Говорит на то Василей сын Ивановиц:
«А которой накликат, тот наперед ступат».
Как его-то ле стрельчи нонь княженевские
Как стрелели сквозь кольчужину серебрену,
Аж которой нонче стрелит — он не дострелит;
А которой-де ле стрелит — он перестрелит;
А пришло ноньци Василью время стрелити,
Кабы стрелил нонь Василей каленой стрелой,
Пролетела его ле нонь да калена стрела
Ищэ сквозь-де нонь кольчужину серебрену.
Он приходит тогда ’ князю нонь Владимеру,
Ищэ тот ноньце Василей-от Ивановиць:
«Ищэ ой еси, ты солнышко Владимер-князь!
Уж ты дай мне нонь Ставра сына Годинова,
Ищэ дай мне-ка Ставра нончи безденежно!»
Ож на то нончи солнышко Владимер-князь,
Он приказывал своим людям робочиим
Отвести ему нончи ему глубок погреб.
Он приходит нонь, Василей-от Ивановиць,
Как к тому ищэ глубокому ко погребу,
Розметал ён, разбросал он хрущьё-ка́меньё,
Как нашёл он ту плиту нончи залезную,
Откопал он своей нончи правой ногой,
Как подсунул-де свою, свою праву ногу
Как под ту-де под плиту, плиту залезную,
Кабы поннял ле плиту своей правой ногой,
Кабы пнул ле-то плиту да во чисто полё;
Говорит на то Василей-от Иванович:
«Выходи же ты, Ставёр да сын Годинович,
Из того ле ты глубокого из погреба!»
Услыхал ле там Ставёр да сын Годинович,
Он выскакивал ле скоро нонь из погреба,
Кабы вылетел из погреба, кабы ле куропать,
Он-де сколько-де сидел нонь во погребу,
Он как вылетел-де вдвое выше погреба.
И тогда нонче Василей-от Иванович
А пошли они ко князю ко Владимеру,
Э тогда они-де с князём и прощалисе,
Ож поехали они тогда домой ищэ.
Кабы едут нонь Ставёр да сын Годинович,
А как с тим едут с Василей сын Ивановицём,
Кабы здраво они едут по чисту полю,
Ище здраво они едут лесы темныя,
А как приехали они нонь во чисто полё,
А как ставили шатёр бел полотненой,
Говорит нончи Василей сын Иванович:
«Ож ты ой еси, Ставёр да сын Годинович!
Уж ты силой-ту меня сильней ищэ,
Кабы сметкой-то тебя да я ле сметисте.
Ож как прежде у нас с тобой нонь пригожалося:
У тя есь шалаболка позолочена,
У меня ле есть кольчужина серебрена».
(Зап. Ончуковым Н. Е.: апр. — май 1902 г., сел. Усть-Цильма Печорского р-на — от Поздеева Петра Родионовича, 65 лет.)
1 Повторение того, чем хвастал Ставер и что на него наговорили бояре:
У мня добры живут кони — не ездятся,
Добры молодцы живут у мня — не старятся,
У мня цветно-то ле платьицё не носитце,
Ай на ножечках сапожочки не топчутце;
Ищэ есь у мня ле нонь да молода жона,
Ищэ та ле да Василиса дочь Микулицьна,
Ищэ нет ею ле краше да по всей земли,
Ищэ нет ей храбрее да по всей вотчины,
Ищэ кроме-де княгины да мать Апраксии.
Печорские былины / Зап. Н. Е. Ончуков. СПб., 1904.