Ай во славном было городе во Киеве,
Ай у ласкового князя у Владимера,
Ишше были-жили тут бояра кособрюхие;
Насказали на Илью-ту всё на Муромця, —
Ай такима он словами похваляитце:
— Я ведь князя-та Владимера повыживу.
Сам я седу-ту во Киёв на ево место,
Сам я буду у его да всё князё́м княжи́ть.
Ай об этом они с кня́зём приросспорили;
Говорит-то князь Владимир таковы реци:
— Прогоню тебя, Илья, да Илья Муромець,
Прогоню тебя из славного из города из Киёва;
Не ходи ты, Илья Муромець, да в красён Киёв-град.
Говорил-то тут Илья всё таковы слова:
— А ведь при́дет под тебя кака́ сила неверная,
Хоть неверна-та сила бусурманьская, —
Я тебя тогды хошь из неволюшки не выруцю.
Ай поехал Илья Муромеч в цисто́ полё,
Из циста́ поля отправилсе во город-от во Муром-то,
Ай во то ли во село, село Кача́рово,
Как он жить-то ко своёму к отцю, матушки;
Он ведь у отца живет, у матушки,
Он немало и немного живет, три года.
Тут заслыше’ ли Идо́лишшо проклятоё,
Ище тот ли цари́шшо всё неверноё —
Нету, нет Ильи-та Муромця жива́ три годицька.
Ай как тут стал-то Идо́лишшо подумывать,
Он подумывать стал да собиратьце тут;
Насьбирал-то он силы всё тотарьскою,
Он тотарьскою силы, бусурманьчкою,
Насьбирал-то он ведь силу, сам отправилсе.
Подошла сила тотарьска-бусурманьчкая,
Подошла же эта силушка близёхонько
Ко тому она ко городу ко Киеву.
Тут выходит тотарин-от Идо́лишшо всё из бела́ шатра.
Он писал-то ёрлычки́ всё скорописчаты,
Посылает он тотарина поганого.
Написал он в ёрлычках всё скорописцятых:
— Я зайду, зайду, Идо́лишшо, во Киев-град,
Я ведь выжгу-ту ведь Киев-град, божьи́ церьквы;
Выбиралсе-то шьтобы́ князь из полатушок:
Я займу, займу полаты белокамянны,
Тольки я пушшу в полаты белокамянны —
Опраксе́юшку возьму всё королевисьню;
Я Владимира-та князя я поставлю-ту на кухню-ту,
Я на кухню-ту поставлю на меня варить.
Он тут скоро, тотарин-от, приходит к им,
Он приходит тут-то, тотарин, на широкой двор,
С широка́ двора в полаты княженецькия;
Он ведь рубит, ка́знит у придверьницьков всё буйны головы,
Отдавает ёрлычки́-то скорописчаты.
Прочитали ёрлыки скоро́, заплакали;
Говорят-то — в ёрлычках да всё описано:
«Выбирайсе, удаляйсе, князь, ты из полатушок,
Наряжайсе ты на кухню варить поваром».
Выбиралсе князь Владимир стольнё-киечькой
Из своих же из полатушек круте́шенько;
Ай скоре́шенько Владимир выбираитце,
Выбираитце Владимир — сам слезами уливаетце.
Занимает1 княженевськи всё полатушки,
Хочет взять он Опраксе́юшку собе в полатушку;
Говорит-то Опраксеюшка таки речи:
— Уж ты гой еси, Идо́лищо, неверной царь!
Ты поспешь ты меня взять да во свои́ руки.
Говорит-то ей ведь царь да таковы слова:
— Я ува́жу, Опраксе́юшка, ешшё два де́ницька,
Церез два-то церез дня как будёшь не кнегиной ты,
Не кнегиной будёшь жить, — да всё царицою.
Рознемогсе-то во ту пору казак да Илья Муромець:
Он не мог-то за обедом пообедати;
Розболелось у ево всё ретиво́ серьцо,
Закипела у ево всё кровь горячая.
Говорит-то всё Илья сам таковы слова:
— Я не знаю, отцево да незамог совсим.
Не могу терпеть жить-то у себя в доми;
Надоть съездить, попроведать во чисто́ полё,
Надоть съездить, попроведать в красён Киёв-град.
Он сядлал, сбирал своёго всё Беле́юшка,
Нарядил скоро своёго ко́ня доброго;
Сам садилсе-то он скоро на добра́ коня,
Он садилсе во седелышко чиркальскоё,
Он ведь резвы свои ноги в стремёна́ всё клал,
Тут поехал-то Илья наш, Илья Муромец,
Илья Муромеч поехал свет-Иванович.
Он приехал тут да во чисто́ полё,
Из чиста́ поля поехал в красён Киёв-град.
Он оставил-то добра́ коня на широко́м двори,
Он пошел скоро́ по городу по Киеву,
Он нашел, нашел калику перехожую,
Перехожую калику, перебро́жую,
Попросил-то у калики всё платья́ кали́чьёго;
Он ведь дал-то ёму платье всё от радости,
От радости скиныва́л калика платьицё,
Он от радости платьё от великою.
Ай пошел скоро́ Илья тут под окошоцько,
Под окошоцько пришел, к полатам белокамянным;
Закрыцял же он, Илья-та, во всю го́лову,
Ишше тем ли он ведь кры́ком богатырьским тут;
Говорил-то Илья да Илья Муромеч,
Илья Муромець да сам Ивановиць:
— Ай подай-ко, князь Владимир, мне-ка милостинку,
Ай подай-ко, подай милостинку мне спасе́ную,
Ты подай, подай мне ради-то Христа, царя небесного,
Ради матери божьёй, царици-богородици.
Говорит-то Илья да Илья Муромець,
Говорит-то он, крыцит всё во второй након:
— Ай подай ты, подай милостину спасёную,
Ай подай-ко-се ты, красно моё солнышко,
Уж ты ласковой, подай, да мой Владимир-князь!
Ай не для́-ради подай ты для ково-нибудь,
Ты подай-ко для Ильи ты, Ильи Муромця,
Ильи Муромча, подай, сына Ивановиця.
Тут скорехонько к окошоцьку подходит князь,
Отпирает ёму окошоцько коси́сцято,
Говорит-то князь да таковы́ реци:
— Уж ты гой еси, калика перехожая,
Перехожа ты калика, переброжая!
Я живу-то всё, калика, не по-прежному,
Не по-прежному живу, не по-досе́льнёму:
Я не смею подать милостинки всё спасёною;
Не дават-то ведь царишшо всё Идо́лишшо
Поминать-то он христа, царя небесного,
Во вторых-то поминать да Илью Муромця.
Я живу-то князь — лишилсе я полат всё белокамянных;
Ай живет у мня поганоё Идо́лишшо
Во моих-то во полатах белокамянных;
Я варю-то на ево, всё живу поваром,
Подношу-ту я тотарину всё кушаньё.
Закрыцял-то тут Илья да во трете́й након:
— Ты поди-ко, князь Владимир, ты ко мне́ выйди,
Не увидели щобы́ царишша повара ево:
Я скажу тебе два тайного словецюшка.
Он скорехонько выходит, князь Владимир наш,
Он выходит на широ́ку светлу улоцьку.
— Що ты, красно наше солнышко, поху́дело,
Що ты, ласков наш Владимир-князь ты стольнё-киевской?
Я ведь чуть топерь тебя признать могу.
Говорит-то князь Владимир стольнё-киевской:
— Я варю-ту, всё живу за повара;
Похудела-то кнегина Опраксе́я-королевисьня,
Она день-от ото дня да всё ище́ хуже́.
— Уж ты гой еси, мое ты красно солнышко,
Ище ласков князь Владимир стольнё-киевськой!
Ты не мог узнать Ильи да Ильи Муромця?
Ведь тут падал Владимир во резвы́ ноги:
— Ты прости, прости, Илья, ты виноватого!
Подымал скоро́ Илья всё князя из резвы́х он ног,
Обнимал-то он ево своей-то ручкой правою,
Прижимал-то князя Владимера да к ретиву́ серьцю,
Человал-то он его в уста саха́рныя:
— Не тужи-то ты теперь, да красно солнышко!
Я тепере из неволюшки тебя повыручу;
Я пойду теперь к Идо́лишшу в полату белокамянну,
Я пойду-ту к ёму на глаза-ти всё,
Я скажу, скажу Идо́лишшу поганому:
«Я пришел-то, царь, к тебе всё посмотрять тебя».
Говорит-то тут ведь красно наше солнышко,
Що Владимир-от князь да стольнё-киевськой:
— Ты поди, поди к царишшу во полатушки!
Ай заходит тут Илья да во полатушки,
Он заходит-то ведь, говорит да таковы́ слова:
— Ты поганоё сидишь да всё Идо́лишшо,
Ишше тот ли сидишь да царь неверной ты!
Я пришел, пришел тебя да посмотрять теперь.
Говорит-то всё погано-то Идо́лишшо,
Говорит-то тут царишшо-то неверное:
— Ты смотри меня — я не гоню тебя!
Говорит-то тут Илья да Илья Муромець:
— Я пришел-то всё к тебе да скору вес<т>ь принес,
Скору весточку принес, всё вес<т>ь нерадосьню:
Всё Илья-та ведь Муромеч живёхонёк,
Ай живёхонёк он, всё здорове́шенёк;
Я встретил всё ево да во чисто́м поле;
Он осталсе во чисто́м поле поездить-то,
Що поездить-то ёму да пополя́ковать,
Заутра́ хочёт приехать в красен Киев-град.
Говорит ему Идолишшо да всё неверной царь:
— Ище велик ли, — я спрошу у тя, калика, — Илья Муромець?
Говорит-то калика-та Илья Муромець:
— Илья Муромеч-то будёт он во мой же рост.
Говорит-то тут Идолишшо, выспрашиват:
— Э по многу ли ест хлеба Илья Муромеч?
Говорит-то калика перехожая:
— Он ведь кушат-то хлеба по единому,
По единому-едно́му он по ломтю к выти.
— Он по многу ли ведь пьет да пива пьяного?
— Он ведь пьет пива пьяного всёво один пивной стакан.
Росьсмехнулсе тут Идо́лишшо поганоё:
— Що же, почему вы этим Ильею на Руси-то хвастают?
На доло́нь его поло́жу, я другой прижму:
Остаетце меж руками що одно́ мокро́.
Говорит-то тут калика перехожая:
— Ище ты ведь по многу ли, царь, пьешь и ешь,
Ты ведь пьешь, ты и ешь, да всё ведь кушаёшь?
— Я-то пью-ту, я всё цяроцьку пью пива полтора ведра,
Я всё кушаю хлеба по семи пудов,
Я ведь мяса-та ем — к вы́ти всё быка я съем.
Говорит-то на те речи Илья Муромеч,
Илья Муромеч да сын Ивановиць:
— У моево всё у батюшки родимого
Там была-то всё корова-та обжорьцива,
Она много пила да много ела тут —
У ей скоро ведь брюшина-та тут треснула.
Показалось-то царищу всё не в удовольствии;
Он хватал-то из нага́лища булатен нож,
Он кина́л-то ведь в калику перехожую.
Ай помиловал калику спас пречистой наш:
Отьвернулсе-то калика в дру́гу сторону.
Скиныва́л-то Илья шляпу со головушки,
Он ведь ту-ту скиныва́л всё шляпу сорочиньскую,
Он кина́л, кинал в Идо́лишша всё шляпою,
Он ведь кинул — угодил в тотарьску са́му голову;
Улетел же тут тотарин из простенка вон,
Да ведь вылетел тотарин всё на улицю.
Побежал-то Илья Муромеч скоре́шенько
Он на ту ли на широ́ку, све́тлу улицю,
Он рубил-то всё он тут силу тотарьскую,
Он тотарьску-ту силу, бусурманьчкую;
Он избил-то, изрубил силу великую.
Приказал-то князь Владимир-от звонить всё в большой колокол,
За Илью-то петь обедьни-ти с молебнами:
— Не за меня-то молите́, — за Илью за Муромця.
Собирал-то он поче́сен пир,
Ай поче́сен собирал для Ильи да всё для Муромча.
(Записано в июле 1899 года в деревне Нижняя Зимняя Золотица от Аграфены Матвеевны Крюковой, 45 лет.)
1 Идолище. (Прим. собирателя).
Беломорские былины, записанные А. Марковым. С предисловием проф. В. Ф. Миллера. М., 1901.