До́сюль (в задние годы) монах просил у поповны угощаться.
Она говорит:
— Если сто рублей денег и штоф вина, и приходи вечером.
— Есть, — тот отвечае.
Ну, он и пришел повечеру, в потёмках, заколотился сначала. Она вышла, отвечае:
— Кто там есть за воротыма?
— Монах.
— Пришел?
— Пришел.
— Принёс ли сто рублей да штоф вина?
— Принёс.
Ну, она его пустила. Пришел он в избу, поповна деньги спрятала, ну, самоварчик кипит, греется на́литый. Ну, он говорит поповны:
— Поскорея, — говорит, — пойдём на дело там.
А она говорит:
— Пущай самоварчик скипит, чайку попьём да и угощаться пойдём.
Ну, вдруг заколотилось за тима́ же воро́тма.
— Куды меня положишь? — говорит.
— А ступай в печку.
Он в печку и убрался. Сейчас приходит опять, стучит.
— Кто там есть?
А он отвечае:
— Монах, — говорит, — есть (это уж второй).
— Принёс ли сто рублей денег да штоф вина?
— Принёс.
Она и пустила опять. Опять же тым попы́том.
Самовар кипит опять, он просит угощаться, а она говорит:
— Дай сначала скипит, чайку попьём да угощаться пойдём.
Вдруг за воро́тма опять застучалось.
— Куды, — говорит, — я?
— Полезай в печку, — говорит.
И другого в печку. Ну, пришла за ворота, отпирать пришла.
— Кто там есть?
Тот отвечае:
— Монах.
— Ну, принес ли сто рублей денег?
— Принес.
— Штоф вина принёс?
— Ну, принёс.
— Полезай.
Ну, и пришел, знаешь, таким же манерчиком. Самовар опять кипит, он просит, что пойдём угощаться. А она говорит:
— Чайку попьём да угощаться пойдём.
Ну, вдруг идёт муж пьяный, по улицы стучит, гремит.
— Куды, — говорит, — я?
— Ступай в печку.
Ну, мужик и пришел в избу (она за христианином, не за попом).
— Ну-ка, мужичок, возьми-ка куличок, в печке три монаха есть, да кочкони́ их.
Мужик взял да убил всех, кочкону́л всех троих. Взяли двух, выволокли на сарай, третьего в избе оставили. Пошла эта поповна звать кума в деревню, убрать его надо. Пришла поповна к куму.
— Кумушко, красно солнышко, муж пришел пьяный, монаха убил.
— Кума! Есть ли штоф вина?
— Есть, кумушка, дам, — говорит.
Ну, он пришел, взял за плечи своротил, понёс. Ну, идёт мимо агвахту (часовой стоит).
— Кто идет?
Он отвечае:
— Черт идёт.
— Кого несёшь?
— Монаха.
— Ну, ступай, черт с тобой, неси.
Нёс, да в Фонталку (в Нёву, просто сказать) и бросил. Ну, оны спрятали другого, взяли его в избу, кровь у него смыли. Ну, она опять тым же попытом к куму пошла.
— Кумушко, красно солнышко, ведь пришел, — говорит, — монах.
— Как же он? Я, — говорит, — бросил в Фонталку его (в Нёву, говорит, в Нёву).
— Есть штоф вина?
— Есть, — говорит, — кумушко, красное солнышко.
Опять пришел, за плечи своротил, опять понёс. Опять идёт мимо агвахту, часовой у него спросил:
— Кто идёт?
— Черт.
— Кого несёшь?
— Монаха.
— Что за дело: опять, — говорит, — монаха.
Опять в Нёву бросил его да и <хуй>. Ну, и взяли третьего в избу опять таким манером же. Ну, кума опять к куму.
— Кумушко, красно солнышко, ведь пришел монах.
— Как же он выстал? Ведь я его бросил в Нёву. Ну, кума, есть ли штоф вина?
— Есть, кумушко, красно солнышко, только неси.
Ну, опять таким же манером за плечи своротили, и опять понёс. Ну, идёт мимо агвахту.
— Кто идет?
— Черт.
— Кого несёшь?
— Монаха.
— Что за леший, — говорит, — монахов всех
выносил черт!
Ну, этот часовой дал по городу знать, что черт выносил трёх монахов и бросил в реку. Розыски по городу пошли, что трёх монахов и нету. Тым и кончилось.
(Зап. в 1903 г. от Ф. А. Пормакова (Бирина), 62 г., в д. Кондопоге Петрозаводского уезда Олонецкой губ.)
Заветные сказки из собрания Н. Е. Ончукова. М.: Ладомир, 1996.