Жил старик со старухой, и которая старуха за́всё на старика корщала: «Ты, старик, нечего не наживашь и никого не промышляшь». Старик не мог этой тягости перенести, пошол в лес, стал ставить силки. Пошол смотреть, попал ему жураф. «Старик, ты меня не убивай, я тибе добро доспею». — «Врёшь, жураф, улетишь». — «Нет, старик, не убивай, добро доспею. И назовемся: пусь ты мой отеч, а я тибе сын». Старик его вынял и спустил. Жураф овернулса мужиком, повёл его к сибе в гости; привёл в гости, стал угощать. Старик долго-ле, коротко-ле гостил и придумал свою старуху посмотреть. Сын-жураф дал ему сумку и сказал: «Што тибе нужно будет, скажи: «два из сумы», а не нужно: «два в суму». Только с этой сумкой никуды не приворачивай, прямо домой иди». Распростились, пошол старик и придумал дорогой попробовать, чем его сума девствует. Сказал: «Два из сумы». Выскочили два из сумы, один поставил стол, другой роздёрнул скатёрку, питья, кушанья; старик подзакусил, не захотел ись, сказал: «Два в суму». И стала онна сумка.
Была у старика немилостивая кума, вздумал старик приворотить к ей. Кумушка его стретила. «Не угонно-ле в бане попаритця?» — «Ничего, можно». Истопила кумушка байну. Ушол старик в байну, кума подменила его сумку другой. Пришол кумушко из байны, кума его угостила; распростилса с кумушкой, пошол, пришол к своей старухе. «Тепере, старуха, мы с тобой до житья дожили, вот я какую сумку принёс!» Сказал: «Два из сумы», — никово нету; говорил до трёх раз, всё никого нет.
Пуще старого стала старуха старика ругать и взяла кочергу, стала бить его кочергой. «Каку-то суму принёс да приставляится». Старик заплакал и пошол к своему сыну журавлю. Пришол и обсказал всё. Жураф спрашиват: «Шол, да куда не приворачивал-ле с этой сумкой?» Старик ответил на то: «Приворачивал к кумы». Опять принял старика, угощал; гостил тут старик и вздумал сходить, старуху посмотреть. Сын-жураф дал ему опять сумку и сказал: с этой сумкой смотри некуды не приворачивай. Старик распростилса, пошол. Шол по полю, придумал попробовать свою сумку, чем она девствует, сказал: «Два из сумы». Выскочили два из сумы, один взял ростянул старика, стенул портки, заголил рубашку, а другой стал розгами дуть и приговаривать: «Когда не велено ходить да приворачивать, дак некогды неприворачивай». Хватилса старик, сказал: «Два в суму» — стала одна сумка. Старик сказал: «Я с той сумкой к кумушке приворачивал, а с этой по-давны можно». Приворотил к кумушке. А кумушка до него така стала ласкова. «Кумушко! Не угодно-ле в баньке попаритця?» — «А, пожалуй, не мешат в брюхе». Ушол в байну, а сумку повесил на спичку. Кумушка опять попробовала, чем у него сумка дествует, сказала: «Два из сумы». Выскочили два из сумы, один кумушку ростенул, заворотил ейны сарафаны, другой начал розгами ей наказывать и приговариват: «Нековды у старика сумки не воруй». У ей было две доцери, одна и побежала в байну. «Дедушко! Каки-ле пришли, у меня матерь-ту всю пристегали». — «Ужо, помешкай, волосы на ряд не причесал». Прибежала друга доци: «Дедко, поди, мати едва жива, всю пристегали». Пришол дедко в избу, кумушка говорит: «Кумушко, твоя-то сумка у меня в горнице на спице веситца». Добралса дедко до первой сумы и сказал: «Два в суму», — ничего не стало. Взял старик обе сумки пошол к старухе. «Ну, старуха, теперь мы до житья дожили, — и сказал. — Два из сумы». Выскочили два молодца, накормили-напоили. Старик сказал: «Два в суму», — ничего не стало. И взял эти обе сумки, повесил на спичку. Оттуда старик пошол на у́леч, стал поправлять свой огород. Старуха захотела попробовать, чем у его сума действует, сказала: «Два из сумы». Выскочили два из сумы, один старуху ростенул, заворотил ейный сарафан, другой стал розгами наказывать и приговариват: «Некогды старика не брани и не бей старика кочергой». Старуха не домыслила сказать, что «Два в суму», — старик зашол с уличи, старуху одва живу застал. Сказал: «Два в суму». Перестали старуху стегать. И оттуда они стали жить хорошо и согласно.
Ончуков Николай Евгеньевич. Северные сказки: Архангельская и Олонецкая гг. СПб. 1908.
Смотрите также сказку: Двое из сумы