"Царь Иван сударь Васильевич..."

 

(Симбирск. губ., Сенгилевск. уезда, в селе Стар. Ярлыке)

Царь Иван сударь Васильевич,
Содержатель он всей Руси,
Сберегатель каменно́й Москвы,
При блаженной его памяти,
Поизволил царь женитися:
Он берет не у нас в Москве,
Он берет во иной земле,
У тово ли Темрюка-Мастрюка,
Молодого черкешенина,
Тоё малую сестру,
Да свет Марью Темрюковну.
Он и много приданова берёт:
Двести татаринов,
Полтораста бояринов
И семь сот донских казаков,
Что ни лучших добрых мо́лодцев.

Еще все гости съехалися,
Все любимы солеталися,
Одного гостя нет как нет,
Нет гостя милого,
Тово шурина родимова,
Ево ли Темрюка-Мастрюка,
Молодого черкешенина.
Еще вон едет милой гость:
Сажают его выше всех,
Пошел пир на́веселе,
А смиренные на радостях.
Пили, ели, проклажалися,
Между собой похвалялися,
Сильной своею силою,
А богатой богатством своим,
Убогой божьей милостию,
Как Бог-ат нас милует,
Государь-царь пожалует,
И будем мы все ровны.
Похваляется Темрюк-Мастрюк,
Он хвалится своей силою:
«Я Москву вашу насквозь пройду,
Не найду я себе спорщика,
С ким бы мог я поборотися!»

Услыхал же про то царь-государь,
Царь Иван сударь Васильевич,
Содержатель он всей Руси,
Сберегатель каменно́й Москвы;
Выходил она на Красно крыльцо,
Говорил он громким голосом:
«Эй вы гой еси, мои слуги верные!
Вы подите в камену Москву,
Прокличьте кличь скорую,
Есть ли у нас, у нашего царя,
Бойцы-борцы, молодые охотнички?
Шли бы на царской двор,
Без докладу государева,
Без допроса безо всякого!»

За Москвой стоит дере́внишка,
Что дере́внишка Онихина.
Во той ли во деревнишке
Жили два брата родных,
[Два брата родных], два калашничка,
Два Андрея Андреича.
Встают они ранёхонько,
Умываются белёхонько,
Обуваются гладёхынько,
Чулочки подвязывали,
Башмачки на ноги надёвывали,
Свои усы завивывали,
За́ уши усы закладывали,
Приходили на государев двор,
Без докладу государева,
Без докладу безо всякого,
Безо всякого ве́денья1,
Становились у Красна крыльца.

Услыхал про то Темрюк-Кастрюк,
Молодой черкешенин;
Зашипел он по-змеиному,
Заревел он по-звериному,
Переломал пятьдесят скамей,
Передавил он приданство всё,
Двести татаринов,
Полтораста бояринов
И семьсот донских казаков,
Что ни лучших добрых мо́лодцев.

Выходил он на Красно крыльцо,
Сохватился с большим братом,
Со Андреям Андреевичам.
Они води́ться поводи́лися,
Межонной день2 до вечера
И всю ночь до бело́й зари:
Никто у них не поборол;
Расходи́ться расходи́лися,
Между собой поклонилися.
Схватилися со ме́ньшим братом:
Тот его берет за левой ворото́к,
Поднимает на правой на носок,
Он припо́днял повыше себя,
Ударил о сыру землю,
По колени его в землю вшиб,
По колени, чуть не по пояс;
Он и цветное платье с него сшиб,
Пустил его ко́со на́ босо3,
Пустил его, в чем мать родила.

Услыхала про то малая сестра,
Свет Марья Темрюковна,
Выходила на Красное крыльцо,
Говорила громким голосом:
«Ты крапива, крапивной сын!
Не много вас посеяно,
Да много уродилося!
Хотя бы ты и силён,
И хотя бы тебе Бог пособил,
На что ты так наругаешься
И на что насмехаешься?
Пустил ты его, в чем мать родила?»

Сказал тут царь-государь,
Царь Иван сударь Васильевич:
«Ты баба, ты ба́бье знай!
Не то-то нам дорого,
Что татарин похваляется,
А то-то нам дорого,
Что русак насмехается!»

Песни, собранные П. В. Киреевским, Ч. II. Песни былевые, исторические. Вып. 6. Москва. Грозный царь Иван Васильевич, 1864.

1 Не спрашивая ни о чём и не давая об себе вести, без ведома, не осведомляясь, безобсылочно.
2 Долгий; полуденный, южный; летний.
3 Бо́со на́ босо, а это уже дальнейшая игра воображения и речи. — О.