А дак прежде Резань да слободой слыла,
Да и нониче Резань да словёт городом.
А во той во Резанюшки, славном городе,
Там жил-был Буславьюшко — состарилсэ,
А состарилсэ Буславьюшко — представилсэ.
Оставалась у Буславьюшка любима семья,
А любимая семейка, да молода жена —
Причесна вдова Омельфа да Тимофеёвна.
Оставалось у Буславьюшка цядышко милоё,
Ише милоё цядышко любимоё —
Оставалсэ Василей да сын Буславьевич,
Оставалсэ от Буславьюшка Васенька трёх годов.
Да и ходит играть Васька на улицю,
Да и ходит играть Васька с робятами.
Не по-доброму играт он, не по-хорошему:
Кого за руку хватит — да руку выдернёт,
Кого за ногу хватит — да ногу выхватит,
А вперёд кого пехнёт — дак живота лишит.
Тут узнали мужики-ти новогородяна —
Тут приходят мужики-ти новогородяны
К причесной вдовы к Омельфы да Тимофеёвны,
Как приносят они на Ваську жалобу:
«Причесна вдова Омельфа да Тимофеёвна!
Ты уйми-тко, уйми своё цядо милоё,
Укроти у Василья серцо ретивоё!
Ишше ты не уймёшь — дак мы сами уймём:
Уж мы купим как зелья на петьсот рублей —
Улешим мы у Васеньки свету белого,
Укоротам у Васьки да веку долгого,
Придаём мы Васильюшку смёртку скорую!»
Ише тут-то Василью да за беду стало,
За великую досаду да показалосе.
Говорил тут Василей да таково слово:
«Уж ты ой еси, маменька моя родимая,
Причесна вдова Омельфа да Тимофеевна!
Ты отдай меня, матушка, во училищо,
Во училищо отдай меня за учителя —
Да учицьце мне грамотку тарханьскую,
А тарханьскую грамотку богатырскую.
Уж я выучусь грамотку тарханьскую,
Я тарханьскую грамотку богатырскую —
Я тогда с мужиками да приуправлюсе!»
Ише тут его маменька не-й ослушалась,
Отдала его маменька за учителя —
Как уцицьсе ему грамотку тарханьскую.
Ишше скоро Васьки та грамотка в ум далась,
А скоре того Васильюшку в разум понялась:
Изуцилса Васька грамотку тарханьскую.
Тут выходит Василей да из уцилища,
Тут приходит Василей да ко красну крыльцю.
Тут Василей на крылецюш[к]о да знимаицьсе —
Как ступешек до ступешка догибаицьсе;
По новым сеням идёт — сени выгибаюцьсе.
Заходил же Василей да светлую светлицю,
Уж брал же Василей да золоты клюци,
Отмыкал же Василей да сондуки-ти все,
Ише три сондука да окованые:
Как первой-от сондук да с красным золотом,
Как второй сондук с окатным жемцюгом,
А третьей сондук да с цистым серебром.
Поцерпнул он цяшу да красного золота,
А втору поцерпнул да скатного жемцюга,
Ише третью почерпнул да чистого серебра.
Да пошол же Васильюшко вдоль по уличи —
Приворацивал Васенька на царев кабак.
Забирал же Васильюшко зелена вина,
Он не много и не мало — три сороковоцьки.
Он и перву соро[ко]вку да на плецё здынул,
Он втору соро[ко]вку да взял под пазуху,
Он и третью соро[ко]воцьку ногой катил.
Да приходит Васильюшко к своему двору,
Да приходит Васильюшко ко красну крыльчу.
На красно крыльчё Васильюшко зазнимаицьсэ —
Как ступешек до ступешка до[а] догибаицсэ;
По новым сеням идёт — сени выгибаюцьсе.
Заходил же Василей да на широкой двор —
Как поддёрнул он чан да середи двора,
Выливал в этот чан все сороковочки,
Как спустил в этот чан чарочку серебряну,
Не велику, не малу — да полтара ведра.
А на цяроцьки всё было подписано:
«А-й ишше хто же эту цярочку примет единой рукой,
Ишше хто же эту цярочку выпьёт к едину духу,
Ишше тот же Василью будёт крестовой брат».
Написал он ёрлоки-ти да скорописьмянны,
Розмётал он ерлоки-ти по Новому граду.
Находил-де ёрлык Потанька Хроменькой,
Находил-де ёрлык Ерёмка Храбрынькой,
Находил же ерлык Олёшенька Поповиц млад,
Находили ерлыки мужики-новогородяна.
Тут приходит Потанюшка на почесьён пир,
Тут Потанька на крылецюшко зазнимаицьсе —
А ступешек до ступешка догибаицсэ;
По новым сеням идёт — сени выгибаюцьсе.
Тут приходит Ерёмка да на почесьён пир,
Тут Ерёмка на крылецюшко зазнимаицьсе —
А ступешек до ступешка догибаицсэ;
По новым сеням идёт — сени выгибаюцьсе.
Тут приходит Олёшенька на почесьён пир,
Олексей-от на крылецько зазнимаицьсе —
Как ступешек до ступешка догибаицсэ.
Тут приходят мужики-ти на почесьён пир,
Мужики-ти на крыльцо-то да поднимаюцьсе —
Да ступень-от до ступеня не догибаицсэ;
По новым сеням идут — сени не дрыгают.
Наливал же Васильюшко цяру зелена вина,
Подавал он Потанюшки-то Хромому.
Как примаёт Потанюшка единой рукой —
Выпивает Потанюшка к едину духу.
Наливал же Василей да цяру во второй након,
Подавал он Ерёмки да всё ведь Храброму.
Как примаёт Ерёмка да единой рукой —
Выпиваёт Ерёмка да к едину духу.
Наливал же Василей да цяру во третей након,
Подавал он Олёшеньки Поповичу.
Да прымает Олёшенька единой рукой —
Выпивает Олёшенька к едину духу.
Наливал же Васильюшко чару во четвёртой раз,
Подавал мужикам-новогородянам.
Как прымали мужики-ти да они впе́тером,
Выпивали мужики-ти да всё десе́тером —
Ишше тут все мужики-ти да присвалилисе.
Тут Василей-от по двору похаживат,
Ише сам из рецей да выговарыват:
«Я тепере с мужиками да приуправлюсе!»
Ише брал же Васильюшко востру саблю,
Ише сек он мужиков да буйны головы.
Ише тут мужикам ноньче славы поют.
Выходили вси молочьчики на улицу,
Да и стали молочьчики боротисе,
Они пробовать силушку у друг друга:
Во-первых-де, Потанюшка с Васильюшком,
Во-вторых-де, Ерёмочка с Олёшенькой.
Они билисе-дралисе да трои суточки —
Они сами-то друг дружку не ранили.
Отступились они бицьсе, да больше дратисе —
Назвались они братьеми крестовыма,
Ишше стали срежацьсе да в путь-дорожечку.
Да пошли же ребята да вдоль по улици:
Впереди идёт Василей да сын Буславьевиць,
Назади идёт Олёшенька Поповиць млад.
Да идут-то рыбята путём-дорогою,
Да приходят рыбятушка к огнянной горы.
Говорит тут Василей да таково слово:
«Уж мы все же ведь, браццы, да всё перескоцим,
Только жаль нам Потанюшки-то Хромого!»
Как Ерёмушка скочил вперёд — да перескочил;
Как Олёшенька скочил — да все[ё] перескоцил;
А Потанюшка скочил — да он полегце всех.
Да Васильюшко скоцил — не мог перескоцить:
Да скоцил-то Василей на огнянну гору —
Да сгорел тут Васильюшко в огнянной горы.
Ише тут же Васильюшку славы поют.
(Зап. А. Д. Григорьевым 22 июля 1901 г.: д. Дорогая Гора Дорогорской вол. — от Петрова Артемия Егоровича, 35 лет.)
Архангельские былины и исторические песни, собранные А. Д. Григорьевым в 1899—1901 гг. Т. 3: Мезень. СПб., 1910.