Уж как жил-де был Буслай до девяносто лет,
Девяносто лет, а зуба да во рту-ту нету ли.
С Новым городом Буслай нынче не споривал,
С мужиками-то ле со новгородскима.
Да состарилсе Буслай, дак всё преставилсе.
Оставалосе его дитя любимое,
Молодой де Васильюшко Буслаевич,
Со своей де со родной со матушкой,
Да с Мамельфой де нынче да Тимофеевной.
Стало Василею тепериче двенадцать лет,
Он по улочкам с ребятами побегивал,
Он ле шуточки-то шутил да нехорошия:
Кого хватит за руку, да руку выдернет,
Кого дернет за ножку, да ногу вывернет,
Голову-ту ударит, голова с плеча-то ле,
И бежит де ребёнок без головы домой.
Говорят тогда мужички новогородския:
— Не наполнить нам будет Новагорода дитями ли!
И приходили мужики ко Васильевой матушки:
— Ах ты го еси, Мамельфа да Тимофеевна,
Уж как сын-от твой шутит шуточки нехорошия,
Бесповинно калечит наших малых деточек,
Не наполнить будет нам нынче ведь Новгород.
И если не уймешь ты своего Ваську Буслаева,
То мы забросим ле Ваську да прямо в Волхово!
Дождалася его мамонька родимая,
Говорит ему она дак таково́ слово́:
— Уж ле что же ты, мой сын, бегашь да со ребятами?
Уж как шуточки ты шутишь да нехорошия,
Ай хотят де мужики бросить тебя в Волхово!
Ты бы лучше прибрал себе дружинушку,
А то долго ли тебя дак сбросить в Волхово!
Говорит ле тут ле Васенька Буслаевич:
— Я де мамонька тепериче послушаю.
И заваривал он пива, да пива пьяного,
Наварил он тепере да пива крепкого.
Наливает он бочки да сороковочки,
И как ставил он бочки да на круто крыльцо,
Сам садилсе за столы да за дубовыя,
И писал он ярлыки да скорописчаты,
И привязывал ко стрелочкам коленыим,
И стрелял де он стрелочки по Новугороду.
А как люди были теперь в церквах во божиих,
Да пошли де из церквей по Новугороду,
Находили они стрелочки каленыя,
Находили на стрелочках те ярлыки,
Там написано Васильевым-Буслаевым,
Всех зовет себе на пир; дак тут идут к нему,
А идут к нему на пир дак всё стары и малыя.
Ай увидал де Василий да сын Буслаевич,
Говорил себе ле он дак таково́ слово́:
— Не напоить мне будет весь дак Нов ле город-от!
Выходил Василий на круто крыльцо,
А и брал он ведь вяз дак во двенадцеть пуд,
Говорил-де ле сам дак таково слово:
— Если стерпит кто мой вяз дак буйну голову,
Тот ко мне зайдёт да и будет мой названой брат.
Говорят тогда мужики дак про себя собой:
— А не у́пито ле будет, да не уезжано!
А на век-то ле увечье да будет нажито!
Все пошли назад от Васеньки во Нов ле град.
А навстречу бежит им Костя Новоторжанин:
— Каково вы у Васьки упили, каково у́ели?
— Мы не у́пили у Васьки да не у́ели,
А на век только увечье да мы всё нажили.
Забегает тут Костя да на широкий двор,
Распахнул он тут бочку да с пивом крепкиим,
Да почерпнул он то пиво да полтора ведра,
Подносил-то к устам своим саха́рныим.
А и брал-де Васька да свой червленый вяз,
А и бил-то он Костю-то буйну голову.
Устоял-де детина, да не ворохнетце.
Во руках его ли чарушка не сплещетце.
Говорит Васька ле Кости да Новоторженину:
— А и будь же ты мне, Костя, дле е милой друг.
Заводил он во свои-ти да во палатушки,
Ай садил его за столы-ти да за дубовыя,
Ай поил кормил его да нынче досыта.
Прибегает ко Васьки Потаня да хроменькой.
Распахнул де он бочку да сороковочку,
Почерпнул он тут пива да полтора ведра.
Подскочил де к Потане и ли всё хроменьку,
А и стал-то бить его вязом да по хромым ногам.
Устоял тут детина, да не ворохнетце.
Полна чарочка-то пива, да всё не сплещетце.
Заводил он Потаню да в свою све́тлицу,
Ай садил его за столы-то да за дубовыя.
И прибежал на двор ко Васьки Фома горбатенькой.
Не сошел больше Васька да со крута́ крыльца,
Только звал он Фому во свою во горницу.
И набрал Васька дружинушки двадцать деветь молодцов,
А ле сам-то стал над нима-ти тридцатыим.
Говорил Васька ле им нынче таково слово́:
— Нам теперече боятьце да будет некого!
Цветно платье они носят да с одного плеча,
Пьют-едят-де ле с ним дак с одного стола.
Услыхали мужики новогородския,
Что прибрал-де как Васенька дружинушку,
Собирались они дак /в/ место тайноё,
Стали думать они думу, да думу крепкую,
Говорят сами промежду собой дак таково слово́:
— Не задумал ли Васенька забрать под свои руки,
Под свои руки ле здесь да нынче Новгород?
Выходил ле тут на середь пола-то старчище,
А и стукнул он об пол трижды посохом.
Говорил сам ле слово, да слово мудроё:
— Накурить ведь надо нам да зелена вина,
И созвать нам надо ведь тепере Новгород.
А не будём только звать одного Ваську Буслаева,
Не придет на пир, то Васька мыслит зло на нас,
А придёт он к нам, то во хмелю дак он промолвитце.
Говорят тогда мужики новогородския:
— Что сказал старче, так и быть тому теперь.
Наварили они дак зелена вина,
Созывали на пир дак весь ле Новгород,
Не позвали только Васеньку Буслаева.
Услыхал Васька про пир мужиков новгородскиих
И пришел он ле к ним сам со дружиною.
— Ай здравствуйте, мужички вы да новгородския.
Тут ответ держа́т ему: «званому честь большая здесь,
А незваному — тому дак всё ле места нет».
А и сами между собою да усмехнулися,
И садилсе Васька да со дружиною,
За столы ти садились да за дубовыи.
Наливали мужики дак зелено вино,
А и сами говорят да таково слово́:
— Кто дружит-де тепере да с Новым городом,
Тот пусть выпьет вина тепере да досуха.
И зашла о де ле хмель Василью да голову.
Говорил он мужичкам дак таково слово́:
— Ай и жили вы, мужики новгородския,
А за мною ведь быть всему дак Нову городу.
Ай ответ держа́т мужики дак таково слово́:
— Ай не быть-те за тобой дак Нову да городу,
Ты еще шибко младой, дак сын Буслаевич,
А теперече тебе нет у нас места в городи.
Тогда стал-де Василий да на резвы́ ноги́,
Да скричал сам Василий да громким голосом:
— Ай же вы, мужики теперь новогородския,
Уж я бьюся с вами дак о велик заклад:
Битьца-ратитьце со утра ле со раннего.
И положили они заповедь великую
Ай сходитьце им заутро да на побоище.
И ушел-де ле Васинька с пиру домой,
Рассказал он своей мамоньки родимоей:
— Завтре битися я буду со всем Новогородом.
А взяла сына за белые за рученьки,
Отвела она Василья да во глубок погре́б,
И спит Васенька ле там, дак не пробудитце.
Уж идти надо ле им бы да на побоище,
Собралися мужики дак как на Волхов ли мост,
А всё Васенька ле спит, дак не пробудитце.
И дружинушка вступила да как в смертный бой с мужиками то,
С мужичками ступили новогородскими.
(Вот и) бьютце-дерутце они дак час-другой с ними,
А все нету Васильюшка Буслаева.
А мужички ти попетили дружинушку.
У дружинушки все головы прощёлканы,
Ай кушаками головы у них перевязаны.
Тут говорят де мужики новогородскии:
— Уж вы гой еси, дружинушка де Васькина!
Ай вас продал-то ведь Васька не за копеёчку,
Еще что же, братцы, Васька да за дурак такой.
В ето времё де Васькина служаночка,
За водой пошла она, да воду черпала,
Увидала побоище великое:
Мужики-ти де нынь новогородскии
Ай попятили Васькину дружинушку,
А дружина-та увидала да тут служаночку,
Говорят сами они ей дак таково слово́:
— Ты не выдай-ко ле нас дак на побоище,
Ты скажи-ко Василью, да пусть нас повыручит.
Ай побросала служанушка ведёрышка,
Побежала она скоро, да скоро-наскоро,
Прибегала к Василью тому де погребу,
Закричала сама дак зычным голосом:
— Ах ты гой еси, Василий, спишь, али так лежишь?
Ай твоя-то ле дружинушка бьетце ровно три часа,
А и головы-ти у них теперь прощёлканы,
Кушаками они да ле перевязаны.
Воспряну́л тогда от сна Васенька Буслаевич.
Он как выскочил тепере да вон на улицу,
Второпях-то ле не попала да сабля острая,
А попала ему-де ось тележная.
Побежал тогда на побоище великое,
Сам скричал-де Василий да громким голосом:
— А не я ведь вас выдал, мои всё ли братьица,
А как выдала моя родима мамонька!
Уж вы сядьте-ко на скамеёчки, отдохните-кось,
Я один за вас тепере да поработаю!
И заходила тут ось его тележная
Ай по тем ли мужикам новогородскиим.
Где махнет ле Василей, да там всё улица,
Отмахнет-де ле Васька, да тут переулочёк,
И уло́жил мужиков, дак ровно счету нет,
Приуныли мужики новогородскии,
И повесили они дак буйны головы:
— От беды бы-к нам тепериче избавитьце,
Насыпали они дак чашу жемчуга,
Ай втору ту ле чашу да красна золота.
Сами шли де ко тому дак ко Ондронищу,
Со подарочками ему дак со великими:
— Ты уйми-ко се своего любимого крестничка,
Ты оставь кось нас теперь-де здесь на се́мена!
Тогда брал от них подарочки немалыи,
И надел он на голову дак свою колокол,
И идет тут Ондронище на побоище.
Говорил ле сам таково ему слово-то:
— Уж ты стой-постой-ко се да ле всё детинушка,
Постоим мы еще, стоим, не хвастаем,
Ай воды тебе ле с Волхова не выпити,
В Новом городи тебе молодцов не выбити!
Отвечал ему тут Васенька Буслаевич:
— Ай гой еси, любимый да крестной батюшка,
Знать несет тебя сюда дак как лиха судьба,
А я не дал тебе ле яйца о Христова дни,
Так же дам же я тебе яйца о Петрова дни!
И ударил по колоколу осищём,
Загудела-то ле медь, да вся потрескала,
Присежаёт Ондронище ко сырой земли,
Заглянул тогда Василей-от под колокол.
А у Ондронища во лбу глаз видно, век не было ли,
Насы́пали опять да чашу жемчуга,
А вторую-де чашу да красна золота,
Послали-де подарки да его матушки.
Говорили ей сами да таково слово:
— Ты Васильева а де матушка, Мамельфа Тимофеевна!
Уж уйми ко се своего сына́ любимого,
Ты оставь хошь нас тепериче на се́мена,
А и рады мы платить да вам со хлебника,
Ай на каждой год с него дак вам по хлебику,
Ай со колачника платить дак по калачику,
А еще бы платить дак вам ле дани-выплаты.
Побежала тогда она скоро да на побоище,
На побоище побежала, да все на Волхов мост.
Ай, сама то ле тут думат-да думу крепкую:
— Спереди зайти, так ему ле да все ль прилюбитце?
Уж зайду-ко я созади да добру ль молодцу!
И скочила назади на плечи молодецкия,
Говорила сама дак таково слово:
— Ты уйми-ко се, мой сын, дак ретиво́ сердцо́,
Упусти-ко свои дак как руки белыя,
А оставь-ко мужиков теперь на се́мена.
Опускались у Василья да руки белыя,
Выпадала да его нынче ось тележная,
Говорил-де сам своей мамоньки родимоей:
— Хорошо ты, моя мамушка, удумала,
Ты удумала, моя мамонька, сзади́ зашла,
Ай взялася за плечи́ да молодецкия.
Ай если бы спереди ты зашла, я второпях тебя,
Второпях бы да я тебя, в озо́рности,
И убил бы тебя за мужичка новогородския!
И мужики ти ле тут дак новогородскии
Ах с Василием тепере да помирилися,
Помирилися с Васильём и покорилися,
А и стали платить ему со хлебника,
А и стали платить дак со колачника,
А еще платить ему стали да дани-выходы.
(Запись Д. М. Балашова в декабре 1964 г., сделанной в с. Усть-Цильме (Коми АССР) от Василия Игнатьевича Лагеева, 69 лет)
Новгородские былины. Издание подготовили Ю. И. Смирнов и В. Г. Смолицкий. Издательство "Наука", Москва, 1978.