В славном было во Нови́городе,
Жил Буслав девяносто лет,
Жил Буслав целу тысящу,
Живучи Буслав не старился,
На достали Буслав переставился,
С Новым градом не перечился,
С каменной Москвой спору не было.
Оставалоси чадо милое,
Молодый Василий сын Буславьевич.
Стал по улицкам похаживать,
С робятами шуточки пошучивать:
Кого за руку дернет — рука с плеча,
Кого за ногу дернет — нога с колен,
Кого за голову дернет — голова с плечи вон.
Собиралися мужики новгородскии,
Собрались к Васильевой матушки.
— Ай же Васильева матушка,
Молодая Фетьма Тимофеевна!
Уйми свое чадо милое,
Молода Василия Буславьева.
А не уймешь Васильюшка Буслаева,
Будем унимать всим Новым градом,
Згоним Васильюшка под Волхово,
Пихнем Васильюшка в Волхово.
Тут Васильева матушка,
Молода Фетьма Тимофеевна,
Чоботы надернула на босы́ ноги,
Шубу накинула на одно плече,
Хватила свое чадо милое,
Хватила под правую под пазуху.
— Ай ты, Василий сын Буслаевич!
Как жил Буслав девяносто лет,
Жил Буслав целу тысящу,
Живучи, Буслав не старелся,
На достали Буслав первставился,
Со Новым градом не перечился,
А с каменной Москвой спору не было.
Тут Василий сын Буславьев
Завел он свой почестен пир.
Наку́рил Василий зелена́ вина,
Наварил Василий пива пьяного,
На белой двор бочки выкатывал,
На бочках подписи подписывал,
На вёдрах подрези подрезывал.
Мерой чара полтора ведра,
Весом чара полтора пуда.
— Тот поди ко мне на почестен пир,
Кто выпьет эту чару зелена вина,
Кто истерпи мой черленой вяз.
Как идут мужики новгородские,
Скажут: «К черту Василья и с честным пиром!»
Идет встрету маленький Потанюшко,
На правую ножку припадывает,
Он на небо поглядывает.
Говорят мужики новгородские:
— Не ходи, Потаня, на почестен пир!
Не выпить тебе чары зелена вина,
И не́ стерпеть вяза черленого.
Пришел-то маленький Потанюшко,
Пришел Потаня на почестен пир,
Хватил ён чарочку одной рукой,
Пил он чарочку одним духом.
Хлопнул Василий сын Буслаевич,
Хлопнул вязом черленыим,
Стоит Потанюшко, не стряхнется,
Его желтый кудри не сворохнутся,
Спрого́ворит Василий сын Буслаевич:
— Ай же ты, маленький Потанюшка!
Поди ко мне в дружинушки в хоробрыи.
Тут мужики новгородские,
Заводили они почестен пир,
Накурили они зелена вина,
Наварили пива пьянаго.
А всех-то они на́ пир по́звали.
А Василия Буславьева и не по́звали.
Спроговори Василий сын Буславьевич:
— Пойду я, матушка, на почестен пир!
Спроговорит матушка родимая,
Молодая Фетьма Тимофеевна:
— Не ходи, Василий, на поче́стен пир!
Вси придут на пир гости званый,
Ты при́дешь на пир незваный гость.
Спроговорит Василий сын Буслаевич:
— Пойду я, матушка, на почестен пир!
Куда меня посадят, я там сижу.
Что могу достать, то я ем да пью.
Пошли со дружиною на почестен пир,
Приходит Василий на почестен пир,
Крест кладет по-писаному,
Поклон ведет по-ученому.
— Здравствуйте, мужики новгородскии!
— Поди, Василий сын Буславьевич!
Садись, Василий, во большом углу.
Кормили тут Васильюшка до́сыта,
Поили Васильюшка до́пьяна.
— Бейся, Васильюшка, во велик заклад,
Завтра идти на Волхово!
Мы станем биться всим Новым градом,
А ты двоима со дружинушкой.
Пошел Василий со честна́-пиру,
Приходит к матушке родимоей
Прикручинивши, припечаливши.
Спроговори матушка родимая:
— Эй же, Василий сын Буслаевич!
Что ты, Василий, прикручинивши,
Что ты, Василий, припечаливши?
Ведь не чарой, Василий, тебя обнесли,
Либо пьяница собака обесчестила?
Спроговори маленькой Потанюшка,
Его дружинушка хоробрая:
— Чарой Василия не обнесли,
И пьяница собака не обесчестила:
Ен глупым умом, хмельным розумом,
Бился Василий о велик заклад:
Что идти с-у́тра на Волхово,
Им биться всим Новым градом,
А нам двоима со дружинушкой.
Тут молода Фетьма Тимофеевна
Чоботы надернула на босы́ ноги,
Шубу накинула на одно плече,
На мистку положила красна золота,
На дру́гую чистого серебра,
На третью скатного жемчуга.
Пришла она на почестен пир,
Крест кладет по-писаному,
Поклоны ведет по-ученому.
— Здравствуйте, мужики Новгородские!
Возьмите до́роги подарочки,
Простите Василия во той вины,
Говорят мужики новгородские:
— Мы не во́зьмем дороги подарочки
И не простим Василия во той вины.
Хоть повладеем Васильевыма ко́нями добрыма,
Павладеем платьями цветныма!
Тут молодая Фетьма Тимофеевна,
Крест на лице, да с терема́ долой.
Ударила чоботом во ли́пину,
А улетела ли́пина во задний тын,
А у них задний тын весь и россыпался,
Вси крыльца, перильца покосилися.
Тут Василий сын Буслаевич,
Вставал по утру ранешенько,
Пошел на Дунай реку купатися.
Иде встрету девушка чернавушка.
— Ай же ты, Василий сын Буслаевич!
Знал загудки загадывать,
А не знаешь ноне отгадывать:
Прибили дружину во чисто́м поли.
Тут Василий сын Буслаевич
Чоботы надернул на босу́ ногу,
Шубу накинул на одно плече,
Колпак накинул на одно ухо.
Хватил Василий свой черленый вяз,
Побежал Василий во чисто́ поле.
Идет встречу старчищо Андронищо,
Его иде крёстный батюшко,
Надет на голову Софеин колокол.
— Ай же ты, крестный батюшко!
Зачем надел на голову Софеин колокол?
Хлопнул крестного батюшку,
Убил старчищо Андронищо.
Прибежал Васильюшко на Волхово,
Стал по Волхову поскакивать,
Черленым вязом помахивать.
Куды махнет — падут улицама,
А в перехват махнет — переу́лкама.
Кистенямы головы переломаны,
Кушакамы головы перевязаны.
Бежат к Васильевой матушке,
— Ай же, Васильева матушка,
Молодая Фетьма Тимофеевна!
Уйми свое чадо милое,
Оставь людей хоть и на семена.
Тут Васильева матушка
Чоботы надернула на босы́ ноги,
Шубу накинула на одно плече,
Прибежала она на Волхово,
Хватила свое чадо милое,
Хватила под правую под пазуху.
— Ай же ты, Василий сын Буслаевич!
Жил Буслав девяносто лет,
Жил Буслав целу тысящу.
Живучи, Буслав не старился,
На достали Буслав переставился,
Со Новым градом не перечился,
С каменной Москвой спору не было.
Принесла Василья со чиста поля.
Тут Василий сын Буслаевич
Говорит он матушке родимоей:
— Ай же ты, матушка родимая!
Утрось я не завтракал, вечор я и не ужинал,
Дай хоть сегодня пообедати.
Спусти меня молодца в Еро́солим град,
Во святую святыню помолитися,
Ко Христову гробу приложитися,
Во Ердан реку окупатися.
Сделал я велико прегрешение,
Прибил много мужиков новгородскиих!
Говорит Васильева матушка,
Молодая Фетьма Тимофеевна:
— Не спущу тебя, Василья, во Еросолим град,
Тебе мне-ка-ва больше жива не видать.
— Ай же, матушка родимая!
Спустишь — поеду, а не спустишь — пойду.
Оснастили суденушко дубовое,
Со своей со дружинушкой хороброю
Сели в суденушко, поехали.
Приехали к матушке Сиво́нь горы.
Пошли на матушку Сивонь гору,
Пошли по матушке Сиво́нь горе,
Лежит тут кость сухоялова,
Тут Василий сын Буслаевич
Стал этой костью попинывать,
Стал этой костью полягивать.
Спроговори кость сухоялова
Гласом яна человеческим:
— Ты бы хоть, Василий сын Буслаевич,
Меня бы, кости, не попинывал,
Меня бы, кости, не полягивал,
Тебе со мной лежать во товарищах.
Плюнул Васильюшко, да прочь пошел.
— Сама спала, себи сон вид'ла.
Сели в суденушко, поехали.
Приехали оны в Еросолим град,
Сходили в святую святыню помолилися,
Ко Христову гробу приложилися;
Пришел Василий сын Буслаевич,
Окупался в матушке Ердань реке.
Идет та девушка чернавушка,
Говорит Васильюшку Буславьеву:
— Ай, Василий сын Буслаевич!
Нагим телом в Ердань реки не купаются,
Нагим телом купался сам Иисус Христос!
А кто куплется, тот жив не бывает.
Сели в суденышко, с дружинушкой поелали.
Заболела у Васильюшка буйная головушка.
Спрого́вори Василий сын Буслаевич:
— Ай, же дружинушка хоробрая!
Болит у меня буйная головушка.
Вечор были мы на матушке Сивонь горе,
Пошли мы с костью разбранилися,
Пошли мы с костью не простилися.
Заедем-ко на матушку Сивонь гору,
Простимся у кости сухояловой.
Приехали на матушку Сивонь гору,
Где лежала кость сухоялова.
Тут лежит в том месте синь камень:
В долину камень сорок сажен,
В ширину камень двадцать сажен.
Спрого́вори Василий сын Буслаевич:
— Ты, дружинушка, скачи в поперек камня,
А я скачу вдоль каменя;
Перескочим чере́з камень!
Скочил Васильюшко вдоль каменя,
Пал Васильюшко о си́нь камень.
Речён язык в головке поворотится,
Говорит дружинушке хоробрые:
— Съедешь, дружинушка хоробрая,
К моей матушке роди́моей,
Вели поминать Васильюшка Буслаева.
(Записано от Домны Васильевны Суриковой, крестьянки д. Конда Сенногубской вол. (Заонежье) 4 июля 1871 г. в д. Леликово)
Онежские былины, записанные Александром Федоровичем Гильфердингом летом 1871 года. Т. 2. - 1896.