Василей-от да Буславьевиць,
И Фома-то биў да Радиовоновиць,
И Омельфа-та да Тимофиёвна;
Родила она да своего цяда,
Цяда милова Василья Буславьева.
У людей-ту девети годов,
У её мальцик девети недиль,
Зацяў на улоцку похаживать,
И с робятками поигрывать;
Ково за руку возмёт,
Руку оторвёт,
Ково за ногу ухватит,
Ногу выдернёт,
Ково за голову огребёт,
Голову отвернёт.
Это дело было в Нове-городе,
Мужики-ти все новогородскиё,
Все и старосты новогородскиё
С жалобам пошли
К ево матушке:
— Гой еси, наша матушка,
Омельфа да Тимофиёвна,
Унимай-ко ты свово цяда,
Цяда милова;
Он не ладно да дело делает,
Не в порядке жо он и шутки шутит;
Он играў жо бы с бородатыми
И с безбородыми.
Василью это слово полюбилося,
Он и стаў на улоцку похаживать,
Он с робятками нацяў поигрывать;
Ково за руку возмёт,
Руку оторвёт,
Ково за ногу возмёт,
Ногу отвернёт;
Ково за бороду сгребёт,
Бороду выдернет.
Мужики-ти все новогородскиё,
Все и старосты новогородскиё
С жалобам пошли
К ево матушке:
— Уж ты гой еси, наша матушка!
Унимай-ко ты своево цяда,
Он не ладно жо депо делает,
Не в порядке и шутки шутит;
Как досюдова было досёлева еще
И жиў-то быў ево батюшко,
Он держа у-то пиво пьяное,
Он сидеў жо вино зелёное.
Василыо это слово полюбилося,
Он и выкатиў цаны сороковиныё,
Он и клаў заветы не малыё,
Опустиў цашу сороковиную:
— Ужо хто эту одной рукой
Цашу выцерпнёт,
На один дух и выпиёт,
Ужо тот жо мой и друг и брат.
Как из улоцки да из Конероцки,
Выходили тут три молоцика;
Одно рукой цашу церпали,
На один дух и выпивали всё.
Говориў жо Василей Буславьевиць
Таковы слова:
— Стойтё, мои дружья-братья,
Ужо сможете ли с мой цернельской вяз?
Как он хватит жо их
Да вязом по боку, —
Тут робятушки и повалилисё.
Как из улоцки да из Конероцки,
Выходило тут семь молоциков;
Оне одной рукой цяшу церпали,
На один дух и выпивали всё.
Говориў жо Василей Буславьевиць
Таковы слова:
— Стоитё-ко, мои дружья-братья,
Сможете ли с мой цернельской вяз?
Как он ухватит их
Да вязом по боку, —
Тут стоят робятка, не ворохнуца.
Он и прибраў их трицать молоцёв.
Как у кнезя было у Кутусова,
Собираўся тут пир на веселе;
Зазывает он кнезей, бояр,
Он господ, хрестьян
И купчей, мещан.
Он не позваў жо Василья Буславьёва.
Говориў жо Василей Буславьевиць
Таковы слова своей матушке:
— Моя матушка, я безо зву пойду.
Пришёў жо Василей Буславьевиць,
Под окошецком он не стукавши,
Пришеў жо в избу, богу не моливши;
Ужо пир-от идёт да во полупире,
И стол-от идёт во полустоле.
Ево мистецком не обсадили,
Василья цяроцкой не обносили,
Посадили ево за передней стоў,
Все кнезья, бояра порасхвастались;
Кто похвастает молодой женой,
Иной похвастает золотой казной,
Иной похвастает конями добрыми,
Иной похвастает слугами верными.
— Ужо що жо ты, Василей Буславьевиць,
Ты ницем жо да и не похвастаешь?
У тебя ли нетотка золоты казны?
У тебя ли нетотка коней добрыих?
У тебя ли нетотка слуг верныих?
Василей сглупа это слово вымолвиў:
— Я похвастаю да на Поцять-реку,
На Поцять-реку я бится, дратися
Да с Новым-городом,
Окроме старца да Волотоманца.
И пришоў жо да Василей Буславьевиць
К своей матушке,
Повисиў он свою буйну голову,
Он потупя жо да свои ясны оци.
— Ужо що жо ты, моё дитятко,
Припецялиўсё?
Тебя местецком-ту да видно обсадили,
Либо цяроцкой-ту тебя обносили?
— Уж ты гой еси, моя матушка!
Меня местом-ту не обсадили,
И цяроцкой-ту не обносили;
Я похвастаў да на Поцят-реку,
На Поцят-реку да битца, дратися
С Новым-городом,
Оприць старця да Волотоманця.
И взяла жо да ево матушка,
Заперла она да в погреба глубокие,
За деветь дверей да за золезныих,
За деветь замков да за немецкиих.
Мужики-ти пришли новогородскиё
Да и старосты новогородскиё:
— Уж ты гой еси, наша матушка!
Ты подай-ко нам да своево цяда,
Цяда милово!
— Вы не троньте-ко да моево цяда,
Он сглупа это слово вымоўиў,
Да вы беритё-ко золоты казны
Сколько надобно.
— Не дорога нам твоя золота казна,
Дорога голоўка богатырская.
Как из улоцки да из Конероцки
Выходила тут девка Цернавка,
И идёт она мимо погребов глубокиих,
Говорит она таковы слова:
— Ужо що жо, Василей Буславьевиць,
Сидишь дома опочигаешься?
Как твои-то да веть и дружья-братья
Поколен оне во крове стоят,
Все головушки да испроломаны.
Как он хватит жо да двери о двери, —
Все он двери тут исприваляў,
Все замоцки да исприломаў;
Прибежаў он на Поцят-реку,
И забыў он дома свой цернельской вяз.
Тут стояла корета орлёная,
Он и выхватиў жо ось дубовую:
— Ужо стойтё-ко, да мои дружья-братья!
Ужо я за вас да поработаю!
Как он махнёт, так народу улиця,
Хоть размахнёт, так с переуўками.
Мужики-ти да новгородские
И пошли оне да по старця Волотоманця;
И ведут оне старця Волотоманця,
И несет старец Волотоманец
На головушке он колокоў соборно-ёт.
Говориў жо старец Волотоманец:
— Ужо що у вас да за багатырек?
Ужо прежде такиих не было
И после ево да не останеца;
Ужо жиў-то быў ево батюшко,
Да и всё мы на ём воду возили,
Воду возили, да как на мерине.
Василей удариў жо да старца в голову, —
И покатиўся старець да в Опоцять-реку,
И пришла жо тут ево матушка,
Да ухватила она за резвы ноги:
— Уж стой-ко, да моё дитятко!
Ты остаў людей да хоть на симяна,
Ты на симяна да хоть для разводу.
— Ужо ладно да ты, моя матушка,
Хоть ты сзади зашла!
Спереди зашла, так в азарях-то бы
И тебя убил невзначай.
Он стаў по бярежку похаживать,
Он богатырские головушки попинывать.
— Не пинай-ко да ты, Василей Буславьевиць,
Будешь этта-ка ты с нам лежать.
Он и стаў жо да Василей Буславьевиць
На камешек да он поскакивать.
Он сзади скочил
Да он и сшиб свою буйну голову.
(Запись сделана П. И. Салваитовым в 1841 г. в Кадниковском уезде Вологодской губ.)
Русский фольклор, ежегодник, т. 2, 1957 г.