Подымалось чудищо не ма́лое,
Не малоё да не великоё:
Голова у него — да как пивно́й котёл,
А глаза у него — да как пивны́ чаши́,
Промежу ушами — калена́ стрела́,
Промежу глазами — пядь бумажная,
Плечи у него — была коса сажень,
Коса саже́нь нынче печатная!
Набирал набор он ровна три́ года.
У которого было́ ведь семь сынов —
Он ведь шесть сынов ноньче себе берёт,
А шестого дома он оста́вливал:
Отцу-матушки́ да на пропи́танье.
У которого ведь было шесть сынов —
Он ведь пять сынов ноньче себе берёт,
А шестого дома он оста́вливал:
Отцу-матушки да на воспи́танье.
У которого было ведь пять сыно́в —
Он четыре ноньче ведь себе берёт,
А пятого дома оста́вливал.
(До одинака́ всё так.)
Он ведь набрал силы много-множество:
Впереди его — на сорок тысечей,
По право́й его руки́ — да сорок тысечей,
По лево́й руки́ — да сорок тысечей,
Позади его — да чи́слу-сме́ты нет!
Он пришол ко городу ко Киеву,
Што под те под стены он ведь каменны.
Он садилса нонь да на ременчат стул,
Он писал ерлык да скорописчатой:
Он ведь просит у них да стольне Киев-град —
Без бою, без драку, нонь без сеценья,
Без того кроволития великого!
Он послал посла да скоро-на́скоро:
«Ты поди, посо́л, да скоро-на́скоро
Церез сте́нушку да городовую,
Мимо башенки да наугольнея!
У ворот не спрашивай воротников,
У дверей не спрашивай придверников —
Ты уж в гридню иди и лиця не чьти,
[(Прежде у князей так комнаты те назывались: гридни.)]
Лиця не чьти, Бог̇у не кланейся,
Ерлы́к на стол клади да сам вон иди!»
Говорил он речь да не с упа́дкою,
Не с упа́дкою да не с охваткою.
[(Это наказывал Идолищо-то.)]
Пошол, пошол да скоро-на́скоро
Через сте́нушку да городовую
Мимо башенки да наугольнея.
У ворот не спрашивал воротников,
У дверей не спрашивал придверников, —
В гридню идёт и Бог̇у не кланеетця,
Ерлык на стол кладёт да сам и вон идёт.
Говорит речь да не с упа́дкою,
Не с упадкою да не с охваткою.
Брал тут ноньце да Владимир-князь,
Брал ерлык, да он прочитывал:
«Как пришло нонь поганое Издолищо
Ко тому ко городу ко Киеву.
Он и нагнал силы он несметные,
Он и просит нонь да стольне Киев-град —
Без бою, без драки он, без се́ценья,
Без того кроволития великого!»
Тут-то князь и опечалилса,
Да сам-то говорит да таково́ слово́:
«Кабы был по-прежнему Илья́-казак,
Илья́-казак, Илья Муромец
[(Илья-то Муромец в погребе ведь засажо́н был!)],
Пособил-ка мне да думу думати,
Думу думати да горе мыкати:
Отдать или не отдать стольне Киев-град
Без бою, без драки, нонь без се́ценья,
Без того кроволития великого?»
Говорит кнегина тут Апра́ксея:
«Што батюшка нынь Владимир-князь,
Сходи-тко ты во глубо́к погрёб!
Не жив ли там Илья Муромец,
Илья Муромец сын Иванович?»
Как Владимир-князь красно солнышко
Пошол-то он да во глубо́к по́греб.
Открывали замки да всё немецкия,
Как снимали плеты́ железныя:
А сидит там стар, весь волосом оброс.
(Книгу чита̄т.)
Падал тут князь на ко́ленки
Перед стары́м Ильей Муромцем,
Да низко ему поклоняитце:
«Уж ты батюшко наш стары́й казак,
Стары́й казак Илья Муромец,
Илья Муромец сын Иванович!
Пособи-тко мне думу думати,
Думу думати да горе мыкати:
Как пришло ко городу ко Киеву
Да поганое Издолищо,
Он нагнал силы много мно́жества,
Он ведь просит у нас да стольне Киев-град
Без бою, без драки, нонь без сеценья,
Без того кроволития великого!»
Тут сидит-то старый — очей ни звёл.
Побежал-то он ко кнегине Апраксине:
«Уж ты матушка кнегина Апраксина!
Ты поди-тко во глубо́к по́греб:
Там есь жив стары́й казак Илья Муромец,
Илья Муромец да сын Иванович —
Попроси да ты его уж милости!»
[(Она его всё содержала, всё кормила.)]
Пошла кнегина тут Апраксина,
Пала она на коленки перед погребом:
«Уж ты батюшко да наш стары́й казак,
Наш стары́й казак да Илья Муромец,
Илья Муромец да сын Иванович!
Пособи-тко нам думу думати,
Думу думати да горе мыкати:
Как отдать-то — не отдать да стольне Киев-град
Без бою, без драки, нонь без сеценья,
Без того кроволития великого?»
Тут старый выскочил из погреба.
[(Сорок сажен погреб был, выскочил ещо выше.)]
Пошол Илья по городу [по] Киеву.
Забегал-то князь да во перво́й нако́н,
Низко ему покланеитця:
«Уж ты батюшко да наш стары́й казак,
Старый казак Илья Муромец!
Пособи-тко мне думу думати,
Думу думати да горе мыкати:
Отдать иль не отдать да стольне Киев-град
Без бою, без драки, нонь без сеценья.
Без того кроволития великого?»
Идёт-то старый — очей ни звёл!
[(Не остановился, осерчал на его.)]
Забега́л-то князь во второ́й нако́н,
Ищо того ниже поклоняитце:
«Уж ты батюшко да наш стары́й казак,
Стары́й казак Илья Муромец,
Илья Муромец да сын Иванович!
Пособи-тко мне думу думати,
Думу думати да горе мыкати:
Отдать иль не отдать стольне Киев-град
Без бою, без драки, нонь без сеценья,
Без того кроволития великого?»
Идёт-то старый — очей ни звёл.
Забега́л-то князь да во трете́й нако́н,
Ищё того ниже поклоняитце:
«Уж ты батюшко наш стары́й казак,
Наш старый казак Илья Муромец,
Илья Муромец сын Иванович!
Пособи-тко мне думу думати,
Думу думати, да горе мыкати:
Отдать иль не отдать стольне Киев-град,
Без бою, без драки, нонь без сеценья,
Без того кроволития великого?
Я тебе-то жалую
Петдесят бочек зелена́ вина́,
Петдесят-то бочек пива пьяного
И петдесят боценков [мёду сладкого],
[(Жалует это князь.)]
Пли́су-бархату да на бело́й шатёр!»
Тут-то стар осто́ялся,
Говорит-то он таково́ слово́:
«Ты уж думу думай не со мной, а со боярами,
Со боярами да с толстобрюхими!
[(Бояра нажалили, прежде ведь было бояр!)]
Попросите сроку на три́ года́!»
[(Илья-то Муромец сказал.)]
Попросили сроку на три́ года́ —
Не дава̄т поганый Издолищо на три месеца!
«Попросите сроку на три месеца!»
Не дава̄т ведь сроку на двенадцеть дён!
[(Войска нет, где скоро заве́рнешь?
Ишь сколько чудовищ было!)]
«Попросите сроку на двенадцеть дён,
А на тринадцатый — бою-драке быть!»
Призвал тут стар Добрыню Никитича:
«Ой еси, Добрыня Никитич млад!
Обседлывай ты своего добра коня,
Двенадцать дён объезжай всю вокруг землю́,
Всю вокруг землю́, повселенну всю,
Захватывай по украинам, —
Забирай всё русских могуцих бог̇а́тырей!»
Обседлал Добрыня добра́ коня́,
Объеждял он в двенадцать дён всю вокруг землю́,
Всю вокруг землю́, повселенну всю,
Захватывал по украинам —
Забирал всё русских могуцих бог̇атырей.
Ну вот он объехал в двенадцать дён и набрал: тут был Олёша Попович, Самсон Колыбанович,
[братья Суздальцы].
Как на утре-то было ране́шенько,
На светлой зори [раноутренней],
[Сейчас у их тут будет бой!]
На выкате [солнышка красного]
Вставал-то старый со постелюшки,
Умывалса он да ключевой водой,
Утиралса полотёнышком беленьким,
Помолилса Спасу Преображенскому,
Божьей Матушки да Бог̇ородицы.
Ходил на улицу широкую,
Смотрел и здрел да во чисто́ полё.
Как неверно собранье да скошевалось,
Оно стоит да в боевых реда́х.
Забегал-то стар да во бело́й шатёр:
«Уж вы братьица мои да товарыщи!
Вы обсе́длывайте нонь да добры́х коней,
Надевайте латы вы булатныи,
На шеи кольцуги позолоцены,
Берите палици железныи,
Берите сабельки вострыи,
Берите копья немецкия,
Берите ножи́що-чинжалищо!»
Говорит тут стар да таково́ слово́:
«Ой еси, Добрыня Никитич млад!
Ты останься во бело́м шатре́
Берегци́-стерегци́ бело́й шатёр —
Потому што конь твой приубегалса,
А ты на кони приуездилси».
Помолились Спасу Превышнему,
Божьей Матушки да Бог̇ородицы,
Дружка с дружкой распростилися.
[(Бат, не один живой не приедет!)]
Говорит тут стар да таково́ слово́:
«Я поеду се́редь ма́тицы,
[(Это, вишь, серёдкой.)]
А вы поезжайте по укра́инам!
Если Бог̇ нам будет нынце на́ помощь —
То рубите силу вы без вы́вету!»
[(Не щадит никого.)]
Поехал стар-то середь ма́тицы,
Остальня дружина — по укра́инам.
Поганой Издолищо заметалосе:
Не знать, оно засыпаетси,
Не знать, оно оглупаитси.
Махнул-то стар да саблей во́строю —
Слетела голова, как пуговиця!
[(Того убил.)]
Они рубили силу ту без вы́вету.
(Днём вырубили, да́ рано!)
Приезжают они ко белу́ шатру́.
Было тут два братца, да два Суздальця,
(Их на дело не бывало и не видало!) —
Они пора́то приросхвасталися:
«Кабы было во матушки во сырой земли золото кольцо́ —
Повернули мать сыру́ землю́!
[(Хвастливо-то слово, видишь, мимо живё!)]
А была бы на́ небо лесница —
Присекли силу всю небесную!»
Говорит-то стар да таково́ слово́:
«За эти за́ реци за похвальные
Всем завтра нам придетца лежать да в чисто́м полю́!»
На утре-то было ране́шенько,
На светлой зори [раноутренней],
На выкате [солнышка красного],
Стал-то старый со постелюшки.
Умывалса он да ключевой водой,
Утиралса полотёнышком беленьким,
Помолилса Спасу Преображенскому,
Божьей Матушки да Бог̇ородицы.
Выходил на улицу широкую,
Посмотрел и здрел да во чисто́ полё:
Как неверно собранье скошева́лосе.
Которого секли они на́трое —
Тот втроём садитса на одну́ лошадь,
Которого секли на́двое —
Тот вдвоём садитса на одну́ лошадь!..
Забега́л тут стар да во бело́й шатёр:
«Уж вы братьица мои, товарыщи,
Не докуль вам спать — пора вставать!
Я ведь был на улице широкое,
Я смотрел и здрел да во чисто́ полё:
Там неверно собранье нынче ожило!
Мы которого секли ведь на́трое —
Тот втроем садитса на одну́ лошадь,
Которого секли мы на́двое —
Тот вдвоём садитса на одну́ лошадь,
А поганой Издолищо — о трёх главах!
За вцерашние за реци за похвальныя,
Всем нам будет лежать во чисто́м поли́!»
Говорит тут стар да таково́ слово́:
«Вы обсе́длывайте нынче добры́х коне́й!
Не оставлю Добрыню во бело́м шатре́,
Берегци́-стерегци́ бело́й шатёр».
Помолились Спасу ведь Превышному,
Божьей Матушки да Бог̇ородицы,
Дружка с дружкою распростилиси.
Говорит тут стар да таково́ слово́:
«Я поеду по украину,
А вы пое́зжайте середь ма́тицы!
Если Бог̇ нам будет на́ помощь —
Вы рубите силу нунь без вы́вету!»
Стар поехал по украину,
А дружина поехала середь ма́тицы.
Поганое Издолищо заметалосе:
Не знать — оно засыпаетсе,
Не знать — оно оглупаетсе.
Махну́л-то стар да саблей вострою —
Сле́тели головы, как пуговицы!
[(Три головы его отсекли.)]
Они рубили силу нунь без вы́вету,
Не мало, не много — двенадцеть дён,
[(Ишь ведь дело!)]
Не пиваючи и не едаючи,
И опочи́в они не де́ржали!
[(Без отдыху без всякого. И ничего они не де́ржали, не́ спали.)]
Приезжают они ко белу́ шатру́ —
Не приехало два братця, два Суздальця.
[(Которы-то хвастались.)]
(Тем и кончилось.)
(Зап. А. М. Астаховой 1 июля 1928 г.: д. Усть-Низема Лешуконского р-на — от Антонова Максима Григорьевича, 59 лет.)
Былины: В 25 т. / РАН. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). — СПб.: Наука; М.: Классика, 2001. Т. 4: Былины Мезени: Север Европейской России. — 2004.