Ой недалёко от города от Киева,
Ах, не далёко, не близко — да за двенадцать вёрст,
Стояла застава да бог̇атырская,
Не вели́ка, не ма́ла — тридцать собогатырёв.
Они хранили-каравулили стольнёй Киев-град.
Тут не конной, не пешой не прохаживал,
Не рыскучой зверь да не пробегивал,
Не ясён соко́л да не проле́тывал,
А жил за старшего да Илья Муромец.
Поутру вставал да он ранёшенько,
Умывается старо́й да ключевой водой,
Вытирается старо́й да полотеничком,
Богу молится да не по множеству,
Одевал козловы-те сапожки на белы́ чулки,
А кунью́ шубу́ да на́ плечи,
А пуховой колпак да на головушку.
А брал он трубочку подзорную
И зрел-смотрел на все стороны:
На севере стоят да ледяны́ горы́;
А еще зрит в сторону восточную —
На восточной стоят да леса темные;
А еще зрит-смотрит в ту да южную —
А на юге там стоят луга зелёные;
А еще зрит-смотрит во сторону во западную —
А на западе стоит да поле чистое,
Поле чистое да все Кули́ково.
Там славный Буян-остров, он шатается,
А не Саратовски там горы да воздымаются —
А ведь едет богатырь да забавляется:
Во руках держит да свой лук тугой,
Он стрелочку калёну да сам постреливат,
На лету ее подхватыват,
На землю ее да не ураниват.
На лево́м колене у его чернильница,
На его право́м колене бумажечка.
А и пишет он арлык да скору грамоту,
Он подмётыват да ко белу́ шатру.
Выбегат старо́й да он скорёшенько,
Брал он записочку легошенько,
Давал читать Добрынюшке Никитичу.
Где читал Добрыня, да усмехается:
«А не идёт богатырь, да похваляетсе:
„Уж я еду к вам в стольный Киев-град,
Пошуметь-пограметь да в стольном Киеве,
Я божьи́ церкви́ на дым спущу,
А церковны-те иконы на поплав воды,
А медны кресты я во грязь стопчу,
Владимира-князя под меч склоню,
Апраксию-княгиню за себя возьму,
Крупну силу да я повыбью всю,
Мелку силу я повыгоню,
Да Добрынюшку Никитича да во писари“».
Закричал старо́й громким голосом:
«А не время спать, да нам пора вставать,
Не от великого хмелю да просыпатися,
Не от крепкого сна вам разбужатися!
А кого же мы пошлём да за бога́тырем,
А кого же мы пошлём да за могучиим?
А послать-то не послать Самсона да Колыбанова?
А Самсон-от Колыбанов роду да он сонливого,
Не за что он потерят дак буйну голову.
А послать-то не послать-то Мишку ле Турупанишка?
А Мишка Турупанишка роду ле да торопливого,
Не за что он потерят дак буйну голову.
А послать-то не послать Алешеньку Поповича?
А Алешенька Попович роду загово́рлива,
Не за что он потерят дак буйну голову.
А послать-то не послать Добрынюшку Никитича?
А Добрынюшка Никитич роду вежлива,
А сумеет он с бога́тырем ведь съехаться».
А не видели, как Добрыня да на коня скочил,
А не видели, как Добрыня да в стремена ступил,
Только видели: в поле ко́поть стоит.
Где догнал Добрынюшка бога́тыря,
Он кричал ему да во перво́й након:
«Если русский бога́тырь, да поворот держи,
А не русский бога́тырь, да я напу́с даю!»
А на это тут детина да не ослушался.
А закричал Добрыня да во второй након:
«Если русский бога́тырь, да поворот держи,
А не русский бога́тырь, да я напу́с даю!»
А на это тут детина да не ослушался.
А кричал Добрыня да во трети́й нако́н:
«Если русский бога́тырь да поворот держи,
А не русский бога́тырь, да я напу́с даю!»
А на это тут детина да не ослушался.
А тут стал Добрынюшка ругатися:
«А едешь, гадина, да перегадина,
А летишь, ворона да пустопёрая,
А летишь-машешься, сорока да загумённая.
А была у нас убайна коровка набозы́кова —
По загу́меньям коровина волочилася,
Алави́ной корова да подавилася.
А верно те, собаке, да то же надобно».
А на это тут детина да поворот дает,
О да брал он Добрыню да за желты́ кудри́,
А бросал его да на сыру́ землю́,
А дал ему да тут по тяпышу,
А прибавил еще да по олабышу:
«А поезжай, грит, ты назад да во бело́й шатер,
А скажи-ка старику да ты низкой поклон,
А что он вами, говнами, да заменяется:
Ему самому со мною да не поправиться».
А и едет Добрыня да не по-старому,
А и конь его бежит да не по-прежнему,
А повеся́ держит Добрыня да буйну голову,
Потопя́ его да очи ясные.
А-де стал старо́й Добрынюшку выспрашивать,
А Добрынюшку выспрашивать, его выведывать.
«Видел в поле да я бога́тыря,
А шлёт он тебе да он низко́й поклон,
А говорит, что́ он вами, говнами, да заменяется,
Ему самому со мною да не поправиться».
А завидело око да молодецкое,
А заслышало ухо да богатырское,
Расходились его плеча́ могучие,
Рассердилось его да ретиво́ сердцо́:
«Оседлайте мне да вы добра́ коня!
Уберите его да вы со трех цепей,
Укладите восемь подпружичек,
А девятую кладите да через хребётину.
А на шею кольчужечку серебряну,
А не ради красы дак молодецкоей,
А ради крепости да богатырскоей,
А чтобы не оставил добрый конь да во чисто́м поле́.
А не успеете вы щей котла сварить —
А привезу я вам погану да буйну голову,
На пога́ленье вам дам, на пору́ганье!»
А не видели, как старо́й да на коня вскочил,
А не видели, как он да в стремена вступил,
А только видели: в чисто́м поле ко́поть стоит,
Из-под копыт коня да искры сыплются,
А из рота да коня да пламя мечется,
Не золотиста грива да расстилается,
Хвост трубой его да завивается.
О-де наговаривал Сокольник да он своим слуга́м,
Он своим слуга́м, да своим верныим:
«Уж выбирайте вы себе хозяина поласковей,
А поласковей хозяина, повежливей,
А со стары́м-то съехатися — да не с родным отцом,
А со стары́м-то съехаться — да мне не брататься,
А со стары́м-то съехаться — да дело да под молитвою,
День под молитвою — да чья Божья́ помощь».
Тут не две горы да там столкнулися,
А два бога́тыря да съехались.
А копья их да повихалися,
А сабли их да пощербалися,
Ухватились они да там в охабочку,
Они бились-дрались да целы суточки.
А-де старо́му похвально да слово встретилось —
А лева рука да проказну́лася,
А права нога да подломилася,
А-де упал старо́й да на сыру землю́,
Где взмолился старо́й да Богородице:
«А я за вас стою, да я за вас борюсь,
А я стою-борюсь за верушку Христовую,
А выдали вы меня поганыим да на пога́ленье,
А на пога́ленье выдали, на пору́ганье!»
А тут не ветер полосочкой возмахиват —
У старо́го силы вдвое да тут попри́было.
Ухватил он Сокольника за подпазухи
И бросил его да на сыру́ землю́.
Он вытащил ножичок булатныей,
Разорвал его латы железные,
А хотел он ему резать да груди черные,
А смотреть его да ретиво́ сердцо́ —
А в плече его рука да остоялася,
Он стал выспрашивать бога́тыря:
«Уж ты кой земли, да коей матери,
А как звать тебя да нынь по имени?» —
«Когда я у тя сидел на грудях, тебя не спрашивал,
А режь меня да ты, не спрашивай».
А замахнулся старо́й ведь во второй разок, —
А в локтю рука его да остоялася:
«Уж ты гой еси, да добрый молодец!
Коей ты земли, да коей матери,
А как тебя зовут да нонь по имени?» —
«Я у тя сидел на грудях, тебя не спрашивал,
А режь меня да ты, не спрашивай».
Замахнулся старой да во третий разок —
А в заведи́ его рука да остоялася:
«Уж ты гой еси, да добрый молодец!
Коей земли да коей матери,
А как тебя зовут да нонь по имени?» —
«Есть за морем поляница да одинокая.
Есть за морем поляница да одинокая,
Та поляница — моя матушка».
Тут соскакивал старо́й на резвы́ ноги́,
Брал Сокольника за белы́ руки́,
Называл его сыном любезныим.
Говорит Сокольник таково слово:
«А и как ты прижил меня моей маменьке?» —
«Я у маменьки твоей прожил втаю три месяца,
Тут тебя и прижил я, мой сын».
Говорит Сокольник таково́ слово́:
«А поеду я, спрошу у моей маменьки,
Верно ли ты ею похвасталсе».
Погонил Сокольничек к своей маменьке,
А старо́й поставил шатер белобархатный,
Лег он спать с великого побоища.
Пригонил Сокольник к своему двору,
Говорит матери таковы слова:
«Был я на полях на киевских,
Видел старо́го казака Илью Муромца,
Назвал он тебя б<лядь>ю, меня вы<блядко>м». —
«Не пустым старо́й похваляется:
Он со мной жил втаю́ ровно три месяца,
Тут тебя мне-ка прижил».
Тут схватил Сокольник саблю вострую,
Срубил у матери буйну голову.
Он садился на добра́ коня,
Ехал во чисто́ поле ко старо́му.
Заскочил Сокольник в шатер белобархатный,
Старо́й спит, как порог шумит.
Ткнул Сокольник старо́го копьём в ретиво́ сердцо́.
А у старого погодился на груди чуден крест,
Копейцо в крест вошло да и сломалося.
Ото сну старо́й пробуждается,
Как схватил Сокольника за черны́ кудри́,
Поднял повыше дерева стоячего,
Чуть пониже облака ходячего,
На белы́ руки́ его не подхватывал.
Пал Сокольник на матушку сыру́ землю́ —
Тут Сокольничку смерть случилася.
Тогда собрал старо́й свой бело́й шатер,
Соскочил старо́й на добра́ коня,
Сам поехал на заставу богатырскую.
(Зап. Колпаковой Н. П.: 5 авг. 1955 г., д. Боровская Усть-Цилемского р-на — от Чупрова Леонтия Тимофеевича, 52 г., Чупрова Маркела Маркеловича, 72 г., Чупровой Анны Лукичны, 43 г.)
Былины: В 25 т. / РАН. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). — СПб.: Наука; М.: Классика, 2001. Т. 1: Былины Печоры: Север Европейской России. — 2001.