Недалеко от города от Киева
Тут стояли на заставы бога́тыри:
Во-первых, стоял казак да Илья Муромець,
Во-вторых, Дунай да сын Ивановиць,
Во-третьих, стоял Добрынюшка Никитиць,
Во-четвертых-то, Олешенька Поповиць.
По утру раным-ранешинько,
По восходу было красна солнышка,
Выходил Илья Муромець вон на улицю,
Смотрел он во все стороны в трубочку подзорную.
«У нас все же-де во поле по-старому,
А в зеленых у нас лугах не по-прежному —
Как заехал к нам удалый добрый молодець,
Уж он топчет нашу травоньку шелко́вую
И ломат он наши яблони кудрявые.
Конь-ёт под ним вот, как лютой змей,
Сам он на коне-то, как лютой зверь.
У его же три утехи, три великие:
Впереди его бежит черно́й медведь,
Позади его бежит борзо́й выжлочек,
На правоем плече воробей сидит.
Со своими он утехами потешается».
Заходил тут Илья да во бело́й шатёр,
Говорил он тут Олёшеньки Поповицю:
«Поезжай-ко ты, Олёшенька Поповицев,
Поезжай-ко ты к удалу добру молодцу,
С прашивай-ко ты удала добра молодца,
Которого он города, коей земли,
Он которого отца, коей матушки».
Поехал Олёшенька Поповицев,
Он поехал к удалу добру молодцу.
Доезжает тут Олёша в зелены сады,
Заревел Олёша громким голосом:
«Ах ты блядь, ты ворона пустопёрая,
Зачем ты залетела не спро́ся в зелены сады
И мнешь нашу травоньку шелковую,
И ломашь наши яблони кудрявые?»
Заревел тут Сокольник громким голосом —
И падат у Олёши конь нао́корочь.
Подъезжает тут удалый добрый молодець
[Ко тому ли ко Олёши ко Поповичу],
Схватил он тут Олёшу за русы кудри,
Сбросил он Олёшу на сыру землю,
Наклескал его по жопе по-робецьему,
Приговариват удалый добрый молодець:
«Возьму я Илью к себе в прикашчики,
Возьму я Дуная к себе в писари,
А Добрыню я возьму к себе в конюхи,
А тебя, Олёшу, — чашки-ложки мыть».
Поехал Олёша ко белым шатрам,
Говорит тут Олёша Илье Муромцю:
«Не сказыват удалый добрый молодець,
Не сказыват ни родины, ни о́тчины,
Тебя, Илью, он хочет взять в прикашчики,
Дуная-то взять к себе в писари,
Добрыню-то взять к себе в конюхи,
А меня, Олёшу, — чашки-ложки мыть».
Это слово Ильи за беду стало́,
За беду, за досаду показалося.
Выходил старой тут на улицу,
Прикликал он к себе коня доброго,
Седлал он, уздал коня доброго:
Седлает Илья седло черкасское,
Подстегиват двенадцять подпруг шелковых,
Тринадцату кладет чересхребетную,
Не ради басы — да ради крепости,
Ради прелести лошадиноей,
Не оставил бы меня добрый конь во чисто́м поле.
Берет он с собой палицю буёвую,
Берет с собой копейцё бурзомецькое,
Берет он с собой саблю вострую.
Отправлялся Илья к добру молодцю.
Подъезжает к добру молодцю, недалече уж.
Отпускает удалый добрый молодець
От себя три утехи три великие:
«Едет, — говорит, — собака ярыжлива,
Надо будет с ним поотведаться».
Заревел Илья громким голосом:
«Эй ты, удалый добрый молодець,
Ты какого городу, какой земли,
Какого отця, какой матушки?»
Заревел тут Сокольник громким голосом —
Падат у Ильи конь нао́корочь.
Бьет Илья коня по тучны́м ребрам:
«Ах ты волчья сыть, травяной мешок,
Не слыхал ли ты крыку богатырского,
Не слыхал ли ты шипу соловьиного?»
Разъехались удалы добры молодцы
(на друг дружку),
Палицами буёвыми билися.
Долго ли бились, коротко ли —
Палки в руках загорелися,
Никоей никоего не ранили,
Не ранили, не окровавили.
Кололися они копьями вострыма —
По наса́дкам копья извернулися,
Никоей никоего не ранили,
Не ранили, не окровавили.
Секлись они саблями вострыма —
Все сабли у них исчербилися
(друг о дружку),
[Никоей никоего не ранили,
Не ранили, не окровавили.]
Сбились они со добрых коней,
Схватились крепким боем врукопашную.
Долго ли билися, коротко ли —
Никоей никоего не ранили,
Не ранили, не окровавили.
У Ильи нога права подвернулася
(как-то),
И бросил Сокольник Илью на сыру землю,
Садился Сокольник на белы груди,
Вынимает из кинжалища булатен нож,
Расстегивает пуговки вальячные,
Разворачивает латы булатные.
Взмолился Илья Божьей матери:
«Стоял я за веру православную
[И за дом Божьей матери],
А теперь доставаюсь на пору́ганье
Идолищу поганому!»
У Ильи вдвое силы прибыло,
И сбросил Сокольника со могучих плець,
И сел ему на белы́ груди,
Вынимает из кинжалища булатен нож,
Расстегивает пуговки вальячные,
Разворачивает латы булатные,
Заносит нож во первой нако́н,
Хочет пороть груди белые,
Смотреть на его ретиво сердце —
В заведи рука остоялася.
И спрашиват удала добра молодця:
«Ах ты, удалый добрый молодець,
Какого ты города, какоей земли,
Какого отца, какой матушки?»
Говорил тут Сокольник таковы слова:
«Я сидел бы у тебя на белых грудях,
Смотрел бы у тебя ретиво сердцё,
Не спрашивал бы ни родины, ни отчины».
Занес Илья нож во второй након —
В локтю рука остоялася.
[Спрашиват Илья добра молодца:
«Ах ты, удалый добрый молодец,
Какого ты города, какоей земли,
Какого отца, какой матушки?»
Говорит тут Сокольник таковы слова:
«Я сидел бы у тебя на белых грудях,
Смотрел бы у тебя ретиво сердце,
Не спрашивал бы ни родины, ни отчины».]
Занес Илья нож во третёй након —
В плече рука остоялася.
(Опять не может убить!)
Спрашиват Илья добра молодця:
«Что ты, удалый добрый молодець,
Какого ты города, какоей земли,
Которого отца, коей матушки?»
Говорит тут удалый добрый молодець:
«От того же я от моря, моря синего,
От того же я от каменя от Латыря,
От тоей паленици приудалыя,
Я от матушки от Латыгорки».
Говорил тут Илья Муромець:
[«Был я у каменя у Латыря,]
Был я у матушки Латыгорки,
Жил я там ровно три месяця.
Видно, ты будешь мне сын, а я — твой отец».
Встал тут Илья со белых грудей,
Взял он его за белы руки,
Встали они на резвы ноги
(поцеловались!),
Разъезжалися да распрощалися.
Поехал Илья во белы шатры,
А Сокольник поехал к родной матушке.
Приехал Сокольник к родной матушке,
Спрашивает мать его родимая:
«Не видал ли, говорит, старого на́ поли?»
[Говорит тут Сокольник таковы слова:]
«Видел, грит, собаку ярыжливу,
Тебя зовет блядью, меня выблядком».
Бросил мать о середу кирпичату,
На одну ногу стал, за другу розорвал.
(А самому 12 лет, — непобедимый был.)
Поехал он назад к Илье Муромцю,
Натягиват он свой тугой лук,
Кладет он туда калену стрелу,
И сам ко стрелы приговариват:
«Не падай ты ни на воду, ни на гору,
А падай Ильи во белы груди,
Разбей ему груди белые,
Сомешай ему кровь со печенью!»
Разлетелася стрела во белы шатры
И пала Ильи во белы груди,
А пала ему в крест серебряной,
Крест серебряной в полтора пуда.
Стрела Илью когда хлопнула,
Выскакивал Илья вон на улицу
В одних чулочках, без чоботов,
В одной рубашке, без пояса.
Наехал Сокольник по белым шатрам
Илью посмотреть еще мертвого.
Схватились они с Ильей Муромцем,
И тут Сокольнику и смерть пришла.
(Сокольник в кое время ездил к матери, а Илья-то отдохнул.)
(Зап. Леонтьевым Н. П.: в начале 1938 г., д. Голубково Нарьян-Марского р-на — от Маркова Игнатия Терентьевича, 80 лет.)
Былины: В 25 т. / РАН. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). — СПб.: Наука; М.: Классика, 2001. Т. 1: Былины Печоры: Север Европейской России. — 2001.