А й на славноей московскоей на за́ставы
Стояло́ двенадцать богатырей их святорусскиих,
А по нёй по славной по московскоей по за́ставы
А й пехотою никто да не прохаживал,
На добро́м кони никто тут не проезживал,
Птица черный ворон не пролетывал,
А ’ще серый зверь да не прорыскивал.
А й то через эту славную московскую-то за́ставу
Едет поляничища удалая,
А й уда́ла поляничища великая,
Конь под нёю как сильня́ гора,
Поляница на кони будто́ сенна́ копна,
У ней шапочка надета на головушку
А й пушистая сама завесиста,
Спереду-то не видать личка́ румяного
И сзаду́ не видеть шеи белоей.
Ёна ехала собака, насмеялася,
Не сказала божьёй помочи бога́тырям,
Ена едет прямоезжею дорожкой к стольнё-Киеву.
Говорит тут старыя казак да Илья Муромец:
— Ай же, братьица мои крестовыи,
Ай бога́тыря вы святорусьскии,
Ай вы славная дружинушка хоробрая!
Кому ехать нам в роздольице чисто́ поле?
Поотведать надо силушки великою
Да й у той у поляни́ци у удалою.
Говорил-то тут Олешенка Григорьевич:
— Я поеду во роздольицо чисто́ поле,
Посмотрю на поляни́цу на удалую.
Как садился-то Олеша на добра́ коня,
А он выехал в роздольицо чисто́ поле,
Посмотрел на поляницу з-за сыра́ дуба,
Да не смел он к полянице той подъехати,
Да й не мог у ней он силушки отведати.
Поскорешенько Олеша поворот держал,
Приезжал на за́ставу московскую,
Говорил-то и Олеша таковы слова:
— Ай вы славныи бога́тыри да святорусьскии!
Хоть-то был я во роздольице чисто́м поли,
Да й не смел я к поляницищу подъехати,
А й не мог я у ней силушки отведати.
Говорит-то тут молоденькой Добрынюшка:
— Я поеду во роздольицо чисто́ поле,
Посмотрю на поляницу на удалую.
Тут Добрынюшка садился на добра́ коня
Да й поехал во роздольицо чисто́ поле,
Он наехал поляницу во чисто́м поли,
Так не смел он к поляницищу подъехати,
Да не мог у ней он силушки отведати.
Ездит поляница по чисту́ полю
На добро́м кони на богатырскоём,
Ёна ездит в поли, сама тешится,
На право́й руки у нёй-то соловей сидит,
На лево́й руки да жавролёночек.
А й тут молодой Добрынюшка Микитинец
Да не смел он к полянице той подъехати,
Да не мог у ней он силы поотведати;
Поскорешенько назад он поворот держал,
Приезжал на за́ставу московскую,
Говорил Добрыня таковы слова:
— Ай же, братьица мои да вы крестовыи,
Да бога́тыря вы славны святорусьскии!
То хоть был я во роздольице чисто́м поли,
Посмотрел на поляницу на удалую,
Она езди в поли, сама тешится.
На право́й руки у нёй-то соловей сидит,
На лево́й руки да жавролёночек.
Да не смел я к полянице той подъехати
И не мог-то у ней силушки отведати.
Ёна едет-то ко городу ко Киеву,
Ёна кличет-выкликает поединщика,
Супротив собя да супротивника,
Из чиста́ поля да и наездника,
Поляница говорит да таковы слова:
«Как Владымир князь-от стольнё-киевской
Как не дает мне-ка он да супротивника,
Из чиста́ поля да и наездника,
А й приеду я тогда во славной стольний Киев-град,
Розорю-то славный стольний Киев-град,
А я чернедь мужичков-тых всих повырублю
А божьи церквы я все на дым спущу,
Самому князю Владымиру я голову́ срублю
Со Опраксиёй да с королевичной!»
Говорит им старый казак да Илья Муромец:
— А й бога́тыря вы святорусьскии,
Славная дружинушка хоробрая!
Я поеду во роздольицо чисто́ поле,
На бою-то мне-ка смерть да не написана;
Поотведаю я силушки великою
Да у той у поляницы у удалою.
Говорил ему Добрынюшка Микитинец:
— Ай же, старыя казак да Илья Муромец!
Ты поедешь во роздольицо чисто́ поле
Да на тыя на удары на тяжелыи,
Да й на тыя на побоища на смёртныи,
Нам куда́ велишь итти да й ку́ды ехати?
Говорил-то им Илья да таковы слова:
— Ай же, братьица мои да вы крестовыи!
Поезжайте-тко роздольицом чисты́м полем,
Заезжайте вы на гору на высокую,
Посмотрите вы на драку богатырскую:
Надо мною будет, братци, безвреме́ньице,
Так поспейте ко мни, братьица, на выруку.
Да й садился тут Илья да на добра́ коня,
Ён поехал по роздольицу чисту́ полю,
Ён повыскочил на гору на высокую,
А й сходил Илья он со добра́ коня,
Посмотрел на поляницу на удалую,
Как-то ездит поляничищо в чисто́м поли;
И она ездит поляница по чисту́ полю
На добро́м кони на богатырскоём,
Она шуточки-ты шутит не великии,
А й кидает она палицу булатнюю
А й под облаку да под ходячую,
На добро́м кони она да ведь подъезживат,
А й одною ру́кой палицу подхватыват,
Как пером-то лебединыим поигрыват,
А й так эту палицу булатнюю покидыват.
И подходил-то как Илья он ко добру́ коню,
Да он пал на бе́дра лошадиныи,
Говорил-то как Илья он таковы слова:
— Ай же, бурушко мой маленькой косматенькой!
Послужи-тко мне да верой-правдою,
Верой-правдой послужи-тко неизменною,
А й по-старому служи еще по-прежнему,
Не отдай меня татарину в чисто́м поли,
Чтоб срубил мне-ка татарин буйну голову!
А й садился тут Илья он на добра́ коня,
То он ехал по роздолью по чисту́ полю
И он наехал поляницу во чисто́м поли,
Поляници он подъехал со бела́ лица,
Поляницу становил он супроти́в собя,
Говорил ён поляници таковы слова:
— Ай же, поляница ты удалая!
Надобно друг у друга́ нам силушки отведати.
Порозъедемся с роздольица с чиста́ поля
На своих на до́брых ко́нях богатырскиих,
Да приударим-ко во палици булатнии,
А й тут силушки друг у друга́ й отведаём.
Порозъехались оне да на добры́х конях
Да й по славну по роздольицу чисту́ полю,
И оны съехались с чиста́ поля да со роздольица
На своих-то ко́нях богатырскиих,
То приударили во палици булатнии,
Ёны друг друга́-то били по белы́м грудям,
Ёны били друг друга́ да не жалухою,
Да со всёю сво́ей силы с богатырскою,
У них палицы в руках да й погибалися
А й по маковкам да й отломилися.
А под нима-то доспехи были крепкии,
Ёны друг друга́ не сшибли со добры́х коней,
А не били оны друг друга́, не ранили,
И никоторого местечка не кровавили.
Становили добрых ко́ней богатырскиих,
Говорили-то оны да промежду́ собой:
— Как нам силушка́ друг у друга́ отведати?
Порозъехаться с роздольица с чиста́ поля
На своих на добрых конях богатырскиих,
Приударить надо в копья в муржамецкии,
Тут мы силушка́ друг у друга́ й отведаём.
Порозъехались оны да на добры́х конях
А й во славноё в роздольицо чисто́ поле,
Припустили оны друг к другу́ добры́х коней,
Порозъехались с роздольица с чиста́ поля,
Приударили во копья в муржамецкии,
Ёны друг друга-то били не жалухою,
Не жалухою-то били по белы́м грудям,
Так у них в руках-то копья погибалися
А й по маковкам да й отломилися.
Так доспехи-то под ни́ма были крепкии,
Ёны друг друга́ не сшибли со добры́х коней,
Да й не били, друг друга́ не ранили,
Никоторого местечка не кровавили.
Становили добрых ко́ней богатырскиих,
Говорили-то оны да промежду́ собой:
— А ’ще как-то нам у друг друга́-то силушка отведати?
Надо биться-то им боем-рукопашкою,
Тут у друг друга́ мы силушка отведаем.
Тут сходили молодци с добры́х коней,
Опустилися на матушку сыру́ землю,
Пошли-то о́ны биться боем-рукопашкою.
Еще эта поляничища удалая
А й весьма была она да зла-догадлива
Й учена была бороться об одной ручке́;
Подходила-то ко старому каза́ке к Илье Муромцу,
Подхватила-то Илью да на косу́ бодру,
Да спустила-то на матушку сыру́ землю,
Да ступила Илье Муромцу на белу грудь,
Она брала-то рогатину звериную,
Заносила-то свою да руку правую,
Заносила руку выше го́ловы,
Опустить хотела ниже пояса.
На бою-то Илье смерть и не написана,
У ней правая рука в плечи да застоялася,
Во ясны́х очах да й помутился свет,
Она стала у бога́тыря выспрашивать:
— Ай скажи-тко ты, бога́тырь святорусьскии,
Тобе как-то молодца да именём зовут,
Звеличают удало́го по отечеству?
А ’ще старыя казак-то Илья Муромец,
Розгорелось ёго сердце богатырское,
Й он смахнул своёй да правой ручушкой,
Да он сшиб-то ведь бога́тыря с бело́й груди,
Ён скорешенько скочил-то на резвы́ ножки,
Он хватил как поляницу на косу́ бодру,
Да спустил он ю на матушку сыру́ землю,
Да ступил он поляници на белы́ груди,
А й берет-то в руки свой булатный нож,
Заносил свою он ручку правую,
Заносил он выше го́ловы,
Опустить он хочет ручку ниже пояса;
А й по божьему ли по велению
Права ручушка в плечи-то остояласи,
В ясных очушках-то помутился свет.
То он стал у поляничища выспрашивать:
— Да й скажи-тко, поляница, попроведай-ко,
Ты коёй земли да ты коёй Литвы,
Еще как-то поляничку именём зовут,
Удалу́ю звеличают по отечеству?
Говорила поляница й горько плакала:
Ай ты, старая базы́ка новодревная!
Тоби просто надо мною насмехатися,
Как стоишь-то на моёй да на бело́й груди,
Во руки ты держишь свой булатний нож,
Роспластать хоти́шь мои да груди белыи!
Я стояла на твоёй как на бело́й груди,
Я пластала бы твои да груди белыи,
Доставала бы твое сердце́ со пе́ченей,
Не спросила бы отца твоёго й матери,
Твоего ни роду я ни племени.
И розгорелось сердцо у бога́тыря
Да й у старого каза́ка Ильи Муромца,
Заносил-то он свою да ручку правую,
Заздынул он ручку выше го́ловы,
Опустить хоти́т ю ниже пояса;
Тут по божьему да по велению
Права ручушка в плечи да остоялася,
В ясных очушках да й помутился свет,
Так он стал у поляницы-то выспрашивать:
— Ты скажи-тко, поляница, мни, проведай-ко,
Ты коёй земли да ты коёй Литвы,
Тобя как-то поляничку именём зовут,
Звеличают удалую по отечеству?
Говорила поляница й горько плакала:
— Ай ты, старая базыка новодревная!
Тоби просто надо мною насмехатися,
Как стоишь ты на моёй да на бело́й груди,
Во руки ты держишь свой булатний нож,
Роспластать ты мни хоти́шь да груди белыи!
Как стояла б я да на твоёй бело́й груди,
Я пластала бы твои да груди белыи,
Доставала бы твое сердце́ со печенью,
Не спросила бы ни батюшка, ни матушки,
Твоего-то я ни роду да ни племени.
Тут у старого каза́ка Илья Муромца
Розгорелось ёго сердце богатырское,
Ен еще занес да руку правую,
А й здынул-то ручку выше го́ловы,
А спустить хотел ён ниже пояса.
По господнему тут по велению
Права ручушка в плечи-то остоялася,
В ясных очушках-то помутился свет.
Ён еще-то стал у поляницы повыспрашивать:
— Ты скажи-то, поляница, попроведай-ко,
Ты коёй земли да ты коёй Литвы,
Тоби как мне поляницу именём назвать
И удалу́ю звеличати по отечеству?
Говорила поляница таковы слова:
— Ты, удаленькой дородний добрый молодец,
Ай ты славныя бога́тырь святорусьскии!
Когда стал ты у меня да и выспрашивать,
Я про то стану́ теби высказывать.
Есть я родом из земли да из Тальянскою,
У меня есть родна матушка честна́ вдова,
Да честна́ вдова она колачница,
Ко́лачи пекла да тым меня воспи́тала
А й до полнаго да ведь до возрасту;
Тогда стала я иметь в плечах да силушку великую,
Избирала мне-ка матушка добра́ коня,
А й добра́ коня да богатырскаго,
И отпустила ме́ня ехать на святую Русь
Поискать соби да родна батюшка,
Поотведать мне да роду племени,
А й тут старый-от казак да Илья Муромец
Ен скоренько соскочил да со бело́й груди,
Брал-то ю за ручушки за белыи,
Брал за перстни за злаченыи,
Он здынул-то ю со матушки сыро́й земли,
Становил-то он ю на резвы́ ножки,
На резвы́ он ножки ставил супроти́в себя,
Целовал ю во уста ён во саха́рнии,
Называл ю соби дочерью любимою:
— А когда я был во той земли во Тальянскою,
Три году́ служил у ко́роля тальянского,
Да я жил тогда да й у честно́й вдовы,
У честно́й вдовы да й у колачницы,
У ней спал я на кроватке на тесовоей
Да на той перинке на пуховоей,
У самой ли у нёй на бело́й груди.
И оны сели на добрых коней да порозъехались
Да по славну по роздольицу чисту́ полю.
Еще старый-от казак да Илья Муромец
Пороздернул он свой шатер белыи,
Да он лег-то спать да й проклаждатися
А после́ бою он да после́ драки;
А й как эта поляничища удалая
Она ехала роздольицем чисты́м полем,
На кони она сидела, пороздумалась:
— Хоть-то съездила на славну на святую Русь,
Так я нажила себе посме́х великии:
Этот славный бога́тырь святорусьскии
А й он назвал тую мою матку б......,
Меня назвал выб.......
Я поеду во роздольице в чисто́ поле
Да убью-то я в поли́ бога́тыря,
Не спущу это́й посмешки на святую Русь,
На святую Русь да и на белый свет.
Ёна ехала роздольицем чисты́м полем,
Насмотрела-то она да бел шатер,
Подъезжала-то она да ко белу́ шатру,
Она била-то рогатиной звериною
А во этот-то во славный бел шатер,
Улетел-то ша́тер белый с Ильи Муромца.
Его добрый конь да богатырскии
А он ржет-то конь да й во всю го́лову,
Бьет ногамы в матушку в сыру́ землю;
Илья Муромец он спит там, не пробудится
От того от крепка сна от богатырскаго.
Эта поляничища удалая
Ёна бьет его рогатиной звериною,
Ена бьет его да по бело́й груди,
Еще спит Илья да й не пробудится
А от крепка сна от богатырского.
Погодился у Ильи да крест на вороти,
Крест на вороти да полтора́ пуда́:
Пробудился он звону от крестоваго,
А й он скинул-то свои да ясны очушки,
Как над верхом-тым стоит ведь поляничища удалая,
На добро́м кони на богатырскоем,
Бьет рогатиной звериной по бело́й груди.
Тут скочил-то как Илья он на резвы́ ноги,
А схватил как поляницу за желты́ кудри,
Да спустил ен поляницу на сыру́ земля,
Да ступил ен поляницы на праву́ ногу,
Да он дернул поляницу за леву́ ногу
А он надвоё да ю поро́зорвал,
А й рубил он поляницу по мелки́м кускам.
Да садился-то Илья да на добра́ коня,
Да он рыл-то ты кусочки по чисту́ полю,
Да он перву половинку-то кормил серы́м волкам,
А другую половину черным во́ронам.
А й тут поляници ёй славу́ поют,
Славу́ поют век по́ веку.
(Записано А. Ф. Гильфердингом 6 июля 1871 года в селе Кижи Петрозаводского уезда от Трофима Григорьевича Рябинина.)
Онежские былины, записанные А. Ф. Гильфердингом летом 1871 года. Изд. 4, т. т. II, 1950. М. — Л.