Что во славном во городе во Киеве,
Да у ласкова у князя у Владимира
Да было пиро́воньё-столо́ваньё,
Был-то у его почестен пир.
Да все на пиру да напивалисе,
Да все на пиру да наедалисе,
Да все на пиру да приросхвастались.
Бог̇атый ле хваста̄т золотой казной,
Да сильней-то хваста̄т в поли́ выслугой,
Соньливый хвастат коньми добрыми,
(Ведь о ко́нях тоже забота надо: раньше вставать да поить,
да кормить — то и кони добры!),
Да мудрый-то хваста̄т старой матерью,
Да глупый-то хваста̄т молодой женой,
(Женой нельзя и похвастать?)
Да бедный-то хваста̄т детьми́ ма́лыма.
(У меня детей много, уж я детьми буду хвастать.)
Владимир-от князь по гриденке похажива̄т,
Сапог о сапог да поколачива̄т,
Перстенек о перстенёк да принащолкива̄т,
Да сам говорит да таково́ слово́:
«Да все вы, бояра, нонь пожо́нены,
Да все вы, бояра, нонь повенчены —
Да я ли, князь, не женат живу,
Не женат-то живу, да я холо́ст хожу.
Не знаете ли вы кто мне поединщицы,
Не знаете ли супротивщицы?
Да статны́м бы статна́, по́лна во́зраста,
Косой бы руса́ да и лецём бы бела,
Сквозь платье бы тело у ей видно же,
Да сквозь тело кости видны же,
Из кости в кость мозг переливалса жи?»
(Вишь ему кака надо!)
Старшой-от хоронится за среднёго,
А средний хоронится за младшого
(Бояр было много — хвастали, князь стал говорить — и все замолкли),
А от младшого долго и ответу нет.
Из-за того из-за стола из-за дубового
Вставал молод По́тык сын Михайловиц,
Да он говорит-то он таково́ слово:
«Ой еси, батюшко Владимер-князь,
Не позволь ты меня да казнить-вешати,
Позволь ты мне слово молвити.
Ездил я в землю Лихоимскую,
Там грабил короля шемахильского,
Там сбирал я и дани и по́шлины
За те же за двенадцеть лет.
Есь-то у ко́роля три доцери,
Да перва-то доць есь Марья Семеновна,
Та ведь уж б.... да натуральная,
Да та ведь тебе не прилюбитце,
Да та ведь тебе не пондравитце!
Есь-то у ко́роля втора́я доци,
Да та Марина Семеновна,
Да та полени́ца злая-удалая,
(До чего эти татары задорны! Ведь она красива была!),
Да та ведь тебе не прилюбитце,
Да та тебе не пондравитце!
(Вот он стал намечать ему невесту.)
Да есь-то у ко́роля третья́-то доци,
Да та Апраксенья ведь Семеновна
(Апраксея или Ксеня ведь всё равно!),
Статны́м бы статна́ и полна́ во́зраста,
Косой-то руса и лицём бела,
Сквозь платье уж тело у ей видно же,
Сквозь тело кости у ей видны же,
Из кости ведь в кость мозг переливаетса.
Та ведь тебе, быват, полюбитцэ,
Та тебе, быват, пондравитцэ!»
Наливал ведь тут князь да золоту́ чару́,
Он и подносит Потыку сыну Ивановичу:
«Да ой еси, любимый племянницек,
Молод Потык сын Михайлович,
Выпей-ко у меня чару́ с вино́м!»
Говорит тут Потык сын Михайлович:
«Еже не пить чару́ — огневить цяря,
А не гневить цяря — знать: ехать».
А выпил чару́, сам-то вон пошол,
Оседлал он своего добра́ коня.
Он за себя привез и за князя привез. Он за Апраксеньей Семеновной съездил и привез. Он
за себя Марину Семеновну взял.
(Зап. А. М. Астаховой 1 июля 1928 г.: д. Усть-Низема Лешуконского р-на — от Антонова Максима Григорьевича, 59 лет.)
Былины Севера. Т. 1 / Зап., вступ. ст., коммент. А. М. Астаховой. М.; Л., 1938.