А у ласкова князя да Владимира
Заводилось пиро́ваньё-столо́ваньё,
Заводилось же тут да почесен пир
А про тех же купцов да торговых,
А про тех же про сильних бог̇а́тырей,
А про тех же хрисьянушок прожитоцных.
А ище́ же все тут на пиру напивалисе,
Они все же стали пьяны, да как бы вё́селы.
А ище́ же все на пиру тут приросхвастались,
10Ище́ все ли на чесном да розбохвалились:
А как сильний-от хва́ста̄т своей силой,
А бог̇атой-от хваста̄т золото́й казной,
А наезник-от хваста̄т добры́м конём
А как глупой-от хвата̄т да молодо́й жоно́й,
Неразумной-ёт хваста̄т молодо́й сестрой,
А как умной-от хваста̄т старой матерью.
А Владимир-от по гринюшке похаживал,
А сапог о сапог поколачивал,
А русыми кудрями принатре́хивал,
А белым-то руками как розмахивал,
Злаченыма-то перснями принабрякивал,
А собольей-то шубоцкой розмахивал.
А один-то доброй молодец не пьёт, не ест.
Он не пьёт, не ест, не кушаёт,
Ище белой-то лебёдушки не рушаёт —
А по имени Иван сын да Горденовиц.
А он не пьёт, не ест, не хвастаёт.
А Владимир-от тут как выспрашива̄т:
«Ох ты г̇ой еси, Иван да сын Горденович!
Обнесли тебя нонь да пивом пьяным!»
Иван-то сын да тут Горденов‹ич›:
«Ох ты г̇ой еси, Владимир, да кнезь стольне-киевской!
У те в городе все да спожонены,
А красны-то девушки взаму́ж выданы.
А в городе есть одна девушка не выдана,
А по имени Овдатья, да лебедь белая:
А из коски в коску мозг переливаетце,
А румянец-от в плечи забегаетце —
Ищо то нонь тебе до богосужена!»
А он ответ держит:
«Ище мне-ко та невеста не надобна!
А я поеду ко королю да Вахрамееву —
За Федосью тут, да лебедь белою».
А за столом ему видь говорят ему:
45«Не жена тебе будет — да змея лютая,
Змея лютая тебе будет, едучаё!»
А за беду тут, ему ‹слово стало›,
За великую-ту досаду показалосе,
А стовал-то Иван з-за того стола,
Из-за того стола з-за окольнего,
‹З›-за окольнего стола из-за дубового —
Питинья́-еденья́ [росплескалисе].
А пошол-то Иванушка из-за того стола —
А стары-то хоромы да россыпалисе,
А как новы-те хоромы пошаталисе.
А не видели у молодца поездоцки —
Только видели, как молодец на коня́ скака́л,
А завидели: в ци́стом поли курёва́ стоит,
Курёва ле стоит, дым столбом валит,
60Ище пламя ведь пашет, быдто о́гненно.
Приезждяет к королю да Вахрамеёву.
Выходит-то король на красно́ крыльцо:
«Уж ты здраствуй, Иван да сын Горденовиць!
Ты по-старому приехал, по-прежному:
У ворот-то ле стоять приворотником,
У дверей-то ле тебе стоять придверником?» —
«Не по-старому я приехал, не по-прежному:
Я приехал ведь о добром деле — о сватосьве!
Я приехал за Федосьей, лебедь белою». —
«А Федосья у мня ведь просватана
За поганого за Издолища!
А сидит она ведь в горнице у мня замкнута».
А пошол-де Иванушко в горницу.
У дверей стоят тут как придверники —
[Придверников он отталкивал],
От[рывал-де] замки железные,
Заходил же ведь тут в горницу.
Тут Федосья с ним-то поздоровалась:
«Уж ты здраствуй-тко, Иван да сын Горденовиц!
Уж ты [от]куда [же взелся], куды поехал же?»
«За тобой я приехал — во замужесьво». —
«Я просватана ведь за поганого Издолища!»
Она бросилась Иванушку за шею́ же:
«Ты Иван ты сын да Гордеиновиц,
Я пропаду, ты пропадешь не за денежку!»
(Дела тут будет много[го]!)
Он взял Федосью, повёл за белы руки из горницы вон,
Стал-то садить на добра́ коня́ —
Выходил-то король да Вахрамеевич:
«Ты пошто, Иван да сын Горденовиц?
А ты хоть чаю-то напилса — да тогда поехал бы!» —
«На приезди гостя не употчёвал —
А на пое́зди-то гостя не употчёвать!»
Простилса и поехал-то ведь.
Ехал-ехал — да приусталосе,
Отдохнуть-то ему да захотелосе,
А роздернул шатёр да белоярхотной,
Привезал да ле коня к белу́ шатру́,
Надавал-де пшеницы да белояровой,
Уж как лёг он на ко́лени отдохнуть —
Уж как тут заспал крепко-на́крепко.
А она слышит: там ведь едет погонюшка;
Будит — ро́збудить не можот же!
А падёт слеза́ на право́ плечо —
Ище́ тут он ото сну да пробужаетса,
Скорёхонько Иван да умываетце,
Поскорей того да утираетцэ,
А скорёхонько-то Иван на коня́ скака́л,
А поехал Иван силе-погонюшки настрету ведь.
Тут он с силушкой-то съехалса...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
А как саблей-то махнёт — то переулками.
Еще́ бил-то ведь, топтал — силу прибил:
«Не оставлю вам, поганому Издолищу, на се́мена!»
А которы не попали, не доехали —
Те назад уехали к Издолищу.
А он-то опять лёг отдыхать ведь.
Еще засыпал-то он кре́пко-на́крепко —
А там силы-то приготовлено вдвоём боле,
А опеть эта сила в суго́н отправлена.
А Федосья его будит-будит — розбудить не мо́жот же!
Да падёт слеза да на право плец[ё] —
А скорёхонько Иван да пробужаетце,
А скорёхонько-то тут умываетце,
Поскорей-то того обтираетца,
Да опеть-то Иван на коня́ скакал,
Да опеть поехал силушке настрету ведь:
А как саблей махнёт — улица,
А копьём приворотит — переулками.
Ище бил-прибил — да притоптал он всю:
«Не оставлю силу на се́мена!»
А он опеть зашол, отдыхать ведь лёг —
А там силы-то приготовлёно втроё болё.
Она будит-будит — розбудить не можот же!
Ище плацет [слезами] да горькима,
Ище падёт слеза да на право́ ‹плецё› —
Тут Иван опеть да пробужаетце,
Поскоре[й-то того умываетце],
Поскорёхонько того да обтираетце,
А поскорей-то того Иван да поезжа̄т теперь.
Пуще........разгоре́цилса,
Очень силы-то наехало, видно, много же.
А как саблей-то махнёт — [тут и улица],
А конём-то подернет — так переулками,
А как силу-то топтал — всю приби́л.
Тут ведь-то Иван поеждять стал.
Посадил ту Федосью на добра́ коня́,
Ище сам ведь заскакивал позади ей,
А повёз-то Федосью во Киев-град,
А увёз-то Федосью во Киев-град —
А погано-то Издолищо ницего сделать не мо́гло же.
(Бог̇атырь был тоже!)
А у Владимира тут всё же пир [идёт].
А Владимир как тут выспрашива̄т:
«А мне не знаете ли вы как бог̇осужону?»
А как большой-от хоронитса за среднего,
А средней-то хоронитса за меньшёго,
А от меньшёго-то ведь долго ответу нет.
А Владимир-от выспрашива̄т второй раз:
«А не знаете ле кто мне бог̇осужоной?»
А большой-от хоронитса за среднего,
А средней-то хоронитса за меньшёго,
А от меньшёго-то тут долго ответу нет.
А выспрашива̄т Владимир третьей раз —
А от большой хоронитса за среднего,
А ведь средней хоронитса за меньшёго,
А от меньшёго-то ведь долго ответу нет.
А выставал из-за того стола окольнёго
А удалой доброй молодець —
А Добрынюшка да сын Микитич млад:
«А у те всё это, Владимир, народу пу́стельга —
А на эти дела да не све́дущи!
А у тя есь во городе Василий, да горька пьяниця.
Где-то [на церёвом] большо́м ка́баке,
Ищо спит он на печке прикуталса».
Владимир ле того слов[а не ослышилса],
[Прибегат] на царе́в кабак,
Прибегат к цумаку-целовальнику:
«У тя есь удалой доброй молодец —
Ище есь какой на печке да там прикуталса!»
Тут Владимир будит-будит —
Разбудить не можот; он покрикива̄т:
«Ты вставай, вставай, Васильюшко!
Наливай себе чару зелена́ вина́:
Не велику, не малу — полтора ведра!»
Налива̄т да чару — подаёт ему,
А Владимир ему подаёт же там
А на печку-то там на кирпичную.
А берёт-то Василий на едину́ руку́,
Выпиват Василий к едному́ духу́.
«Наливай-тко чару да зелена вина:
Да не велику, не малу — полтора ведра!»
Да берёт же Владимир во белы́ руки́,
Подаёт-то Василью на кирпичну пе́ченьку.
А Василий-ёт берёт на едну́ руку́,
Выпиват-то Василий к едному́ духу́.
А тог̇да Василий-то слезыва̄т ведь.
Заходил-то Василий по́ полу —
А пол-то тут за[шаталса ведь].
Наливат-ко тут ему чару да зелена́ вина́:
Не велику, не малу — полтора ведра.
Подаёт же ту чару зелена вина:
Не велику, не малу — полтора ведра.
Ещо ведь эту Владимир подаёт чару же.
Как выпил-то Василий к едному́ духу́ —
Ещо стал-то Владимир звать ёго́,
Ещо звать-то стал на почестен пир:
«У меня [итти ко пиру] не в чем ведь:
У меня латы бог̇атырские да как пропиты,
У меня конь-то пропит ведь,
[У меня платье всё] заложёно,
А [заложено всё] во семистах рублей!»
А Владимир деньги вынел да целовальнику отдал же.
.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
[И пошли они] на почесен пир.
Да садил Василья на почесен пир,
Тут поил-кормил, стал выспрашивать:
«Не знашь ты как мне да бог̇осужоной?» —
«Знаю я тебе да бог̇осужону!» —
«А бери себе подарки, [сколько надобно]!»
А говорит Василий: «Ницего нам не нать, —
Только дай мне два удалых молодця:
А Добрынюшку мне ведь да Микитича,
Да Олёшу тут ведь дай Поповича,
Ну а золото́й казны́ — сколько надобно!»
И поехали молодци в город там подальше же —
А не в нашем то было королесви же —
А приехали тут [в город же].
А середи тут ведь было города же:
Да ведь выслали сукна красныи.
А стояли тут месяц, [два же],
А поили гули кабацкие,
А поили-то они всё безденежно,
А тут ведь стали они у их выспрашивать:
«Ище как нам эту девушк‹у› взять-то?»
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
«А пойдут тут девушки к обедне как —
[А вы встаньте] во край дороги же:
Мы пихнём Василью ведь в руки же».
Так это дело они сделали.
Приноровили в краю дороги [же].
А идут девицы в церковь ту —
Ухватили красну Василью в руки.
Тут Василий подхватил на добра́ коня,
А присте́гнул коня крепко-на́крепко;
И поехали ребята на уход все.
А ещо ведь молодци [ехали] не дорогами,
Не дорогами тут ведь, не воротами:
Ищо прямо через стену да городовую.
А у заднего-то [ведь] лошадь [задела́ струны́]
[А струны те запели — колоколы зазвонили:
«Увезли, увезли красну девицу!»]
Уехали молодци во чисто́ полё.
Тут ког̇да же королю весь падёт.
Подъеждяет он к Киеву.
А в [чистом поле ездит девица — паленица удал‹ая›],
(Она сестра [ее] была.)
А невежа-то кака непохожая.
[Отдает Василий] [молодцам] невесту ту:
«Повезите вы ко [князю Владимиру]!
Я поеду [в чисто поле за паленицей]!»
Приеждят паленица приудалая.
Это взял Василий, пристегнул к себе
И поехал тоже во Киёв-град.
И Владимиру привезли невесту ту,
Да Иван привёз и [себе невесту].
Ищо [Василий привёз себе невесту].
А гуляли-то они трое суточки.
А сказал Владимир.........,
А штоб [с Василья] денег не брали.
(Ищо тем и покончилось.)
(Зап. А. М. Астаховой 10 июля 1928 г.: д. Малые Нисогоры Лешуконского р-на — от Поздякова Федора Варламовича, 80 лет.)
Былины: В 25 т. / РАН. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). — СПб.: Наука; М.: Классика, 2001. Т. 4: Былины Мезени: Север Европейской России. — 2004.