Ай-я во стольнем во городе во Кееве
Ю ласкова князя ю Владимера
Заводилса, право́, почестен пир
Про всех про русских бога́тырей,
Про всех палени́ц уда́лыих,
Про всех ле купцов людей торговыих,
Про всех ле бояр толстобрюхиих,
Про всех ле крестьян православныих.
Да все на пиру да напивалися,
А да все на чесном да наедалися.
А ще из-за того ли стола из-за переднего,
А ще из-за тое лавки со дубовоей,
А ще вставаёт ле солнышко Владимер-князь,
А ще выходит серёд на кирпищат пол,
А ще солнышко по пиру похаживат,
А ще сапог о сапог покалачиват,
А как гвоздик о гвоздик ён пощёлкиват,
Буйно́й ле ён главой он покачиват,
Ай-я жёлтыми кудрями ён потряхиват,
Ай-я белыми руками размахиват,
Ай-я злачныма перстнями он побрякиват,
Ай-я тихо-смирную речь да выговариват:
«А ще вы все тут, русские бога́тыри,
А ще вы все сидите тут поженены,
А у всех вас жоны повыбраны».
Аж как все сидят да приёдрогнули,
А как приёдрогнули да приужахнули.
А как старший хоронетця за среднего,
А средний хоронетця за младшего,
А от младшего ответу нет.
Ай-я един Дунай, пра́во, весёл е сидит,
Весел сидит, высоко гледит,
Ай-я говорит ле Дунай да таковы́ слова́:
«А ты ой еси, солнышко Владимер-князь!
Ай-я не буду ле за слово вешаной,
А я не буду ле за слово в ссылку сосланой,
А я не буду, право, расстреляной».
А и говорил, право, Владимер-солнышко-князь:
«Столько же, Дунай, да не упадывай,
Не единого словечка не утаивай,
Ай-я не будёшь ю меня казнён-вешаной,
А не будёшь ю меня в ссылку сосланой,
Ай-я не будёшь ю меня, право, расстреляной».
Ай-я говорит ле Дунай да таковы́ слова́:
«А и прежде-досель в молоду́ пору́
Ай-я бывал, я живал в земле дальнеёй,
А и в дальнеёй земле да в Турецькоей,
А и в Турецкой земле да в королевской,
А и в королевской земле да Юидейской,
Ай-я у того я у князя юидейского,
У того ле Семена да Леховитого.
Ай-я три года жил ю него во конюхах,
А я три года жил ю него во писарях,
А я три года жил ю него во стольниках,
Как миновалось пора-времечко,
Немного прошло, право, деветь лет.
Ай-я да было у Семена две дочери:
Больша́я да дочь Овдотья Семёновна,
Да зла паленица да приудалая,
А меньша́я-то дочь — Опрасенья дочь Семёновна.
А не бывала Опрасенья на светой Руси,
На светой Руси да в каменно́й Москве,
А и сидит ёна в крепкой тюрьме,
А и в крепкой тюрьме в каме́нноей,
Ай-я сидит за семим стенами каменнами,
За семима дверями за железными,
За семима замочками немецкими,
Ай-я за семима околенками хрустальныма,
Сидит она на стульчаке ремещатом.
Ай-я статны́м она статна́, полна возраста,
Волосом она руса́, лицом бела,
Ай-я сквозь ейну рубашку тело видетця,
Ай-я сквозь ейно тело да кости видятця,
Ай-я сквозь ейны кости мозг переливаетця,
Не скаче́н ли женьчуг перекатаетце.
А ще как можно перёд князём стоять,
А ще как можно кнегиною звать».
(Зап. Астаховой А. М.: 7 июля 1929 г., сел. Усть-Цильма — от Носова Василия Прокопьевича, 65 лет, и Носова Якова Прокопьевича, 60 лет.)
Былины: В 25 т. / РАН. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). — СПб.: Наука; М.: Классика, 2001. Т. 1: Былины Печоры: Север Европейской России. — 2001.