Как во той ли то Земли́ да во Турецкоей,
У Василия-то было у турецкаго,
Пированьё-то шло да шёл почестен пир.
Говорил тут Василий сын турецкий же:
«Уж ты гой еси, Идо́йло сын Идо́йлович!
Уж ты съезди-ко, Идо́йло, в стольный Киев-град,
Уж ты сватай-ко, Идо́йло, Анну дочь Путятичну
За меня-то ведь в законное супружество».
Говорит тут Идо́йло сын Идо́йлович:
«Уж вы гой еси, колдуны да колдуни́цы же!
Вы сколдуйте-ко Идо́йлу вы во первый раз,
И какая мне ведь путь будёт счастливая,
А счастливая бы путь да несчастливая».
Сколдовали и сказали скоро-на́скоро:
Как вперёд-то Идо́йлу путь счастливая,
А назад-то Идо́йлу несчастливая.
Говорит тут Идо́йло сын Идо́йлович:
«Уж вы гой еси, колдуны да колдуни́цы же!
Вы сколдуйте-ко Идо́йле мне во второй раз».
Сколдовали и сказали скоро-на́скоро:
Как вперёд-то Идо́йлу путь счастливая,
А назад-то Идо́йлу несчастливая.
Как садился тут Идо́йло на черлен кораб,
И поехал тут Идо́йло да в стольный Киев-град.
Приезжает он да, верно, в стольный Киев-град,
Еще кладут-то ведь сходни да, верно, на́ берег,
Как соходит тут Идо́йло сам он на́ берег,
И идёт-то он ко князю ко Владимиру.
Как заходит тут Идо́йло в гридни светлыя,
Бог̇у русскому Идо́йло вот не кланятся
И челом-то не бьет да он Владимиру.
Говорит тут Идо́йло таковы слова:
«Уж ты гой еси, Владимир стольно-киевский!
Я не гость-то пришёл, да не гостити зашёл,
Я пришел-то к тебе да вот за сватовством
Как на Анны-то, верно, на Путятичны:
Как отдашь-то ли честью — во́зьмём с радостью,
Не отдашь-то ведь честью — во́зьмём не́честью».
Как запечалился Владимир стольно-киевский,
На одно-то плечо надел он шубочку,
На одно-то ухо́ надел он шапочку
И пошёл ко своей к любимоей племянницы,
Как ко Анны-то, верно, ко Путятичны.
Увидала-то его да вот племянница,
Говорит-то ему да таковы слова:
«Еще три года солнце не каталося,
На четвертой-от год да закатилося». —
«Уж ты гой еси, любимая племянница!
Еще Анна ты, верно, дочь Путятична,
Как пришёл-то слуга да непрошо́ный к нам
От Василия-то сына от турецкаго,
Еще сватаёт тебя Василий он турецкий же».
Говорила-то ему да дочь Путятична:
«Уж ты гой еси, любимый мой да дядюшка!
Ты сряжай-ко-се ты да три ко́раблика:
Еще первой-от кораблик сви́нцу-пороху,
Еще второй-от кораб вина заморскаго,
Как вина-то заморскаго, зелья лютого,
Еще трете́й-от кораблик силы ратноей.
Еще дай-то Добрынюшку Никитича,
Еще дай-то мне Олешеньку Поповича».
Как садилася она да на кораблики,
Выходила-то она да в морё синёё,
Побросали-то они якоря булатные,
Побросали они да якоря булатные.
Говорит тут ведь Анна дочь Путятична:
«Уж ты гой еси, Олешенька Попович млад!
Ты сними-ко-се, верно, шлюпку белую,
Поезжай-ко ты к Идо́йлу на черлен кораб,
Ты скажи-ко Идо́йлу таковы слова:
„Как у нас-то рули, верно, не правятся,
Паруса-ти у нас не надуваются.
Как у Анны-то сегодня именинной день
Еще милости-де просим хлеба кушати“».
Поезжает тут Олёша на черлен кораб,
Говорит тут Олёша таковы слова:
«Уж ты гой еси, Идо́йло сын Идо́йлович!
Как у нас-то рули да нонь не правятся,
Паруса-ти у нас не надуваются,
Как у Анны-то сегодня именинной день,
Еще милости-де просим хлеба кушати».
Как на это Идо́йло не соглашается.
Как приехал тут Олёша на черлен кораб,
Говорила тут ведь Анна дочь Путятична;
«Уж ты гой еси, Добрынюшка Никитич млад!
Уж ты съезди-ко к Идо́йлу на черлен кораб,
Ты зови-то Идо́йла на честной-от пир».
Как поехал тут Добрыня на черлен кораб,
Говорит тут Добрынюшка Никитич млад:
«Уж ты гой еси, Идо́йло сын Идо́йлович!
Еще милости-де просим к нам хлеба кушати,
Хлеба кушати, вина заморскаго пробовати».
Как на это Идо́йло соглашается.
И спускает тут Идо́йло шлюпку черную,
И отправился Идо́йло на черлен кораб.
Как заходит тут Идо́йло в гридни светлые
И садился он-то, верно, за стол дубовый же.
Как подносят тут Идо́йлу чару зелена́ вина,
Как не малу, не велику — в полтора ведра.
Берёт тут Идо́йло единой рукой,
Как выпивает тут Идо́йло едины́м духо́м.
Как подносят тут Идо́йлу втору чарочку,
Как не малу, не велику — в полтора ведра,
Полтора-то ведра да зелья лютого.
Говорит тут Идо́йло сын Идо́йлович:
«По серёдочке чарочки огонь горит,
По краям-то ведь чарки струйки струятся».
Но от чары-то он да не отказывается.
Как берёт тут Идойло едино́й рукой,
Выпивает тут Идо́йло едины́м духо́м.
Как выходит тут Идо́йло на черлен кораб,
Еще стало тут Идо́йлушку помётывать,
Еще стало тут Идо́йлушку посвистывать,
Еще стал тут Идо́йло за снасточки похватыватьсе.
За какую снастку хватитсе — снастка по́рветсе.
Говорит тут Олёшенька Попович млад:
«Уж ты гой еси, поганоё Издойлищо!
Не тобой-то были́ ведь снасти сна́щены,
Не тобой-то были́ дере́вца ставлены,
Не тебе-то, прокляту, обрывати же».
Еще стало тут Идо́йлушку помётывать,
Еще стало его ведь пуще вот посвистывать.
За каку ведь снастку хватитсе — снастка порветсе.
Говорит тут Добрынышка Никитич млад:
«Уж ты гой еси, поганоё Издойлищо!
Не тобою-то были́ ведь снасти сна́щены,
Не тобою-то были́ дере́вца ставлены».
Вынимает тут Добрыня саблю вострую,
Отрубает тут Идо́йлу буйну голову.
Как оттуда-то ведь Анна поворот держи́т,
Поворот-то держи́т да в стольный Киев-град.
(Зап. Колпаковой Н. П.: 4 авг. 1956 г., д. Тельвиска Нарьян-Марского р-на — от Кузьмина Тимофея Степановича, 68 лет.)
Былины: В 25 т. / РАН. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). — СПб.: Наука; М.: Классика, 2001.Т. 1: Былины Печоры: Север Европейской России. — 2001.