Добрыня Никитич <...> его призвал государь, чтобы выполнить ему заданиё <...> Да, государь
призвал его выполнить ему заданиё: съездить в некоторое государство, побить бог̇атырей
там, бог̇атырей побить. Ну а дал срок на три года <...>, на три года. Приходит домой к Настасье
Никуличне, что <в>от: государь дал задание съездить, побить бог̇атырей (чтобы эти, эта держава
не шла на это, ну на него). «Вот я на три года уезжаю, Настасья, — говорит, — Никулична, ежели
через три года не буду домой, то воля твоя:
Хоть вза́муж пойди, хошь вдовой живи.
За всех — за хошь за-от князя́, хошь за боярина,
Хошь за русского могучего бога́тыря.
Только не ходи за назва́нного за брата,
За Олёшу Поповича!»
(Не ходи, — куда хошь иди!)
Ну, вот, значит, поехал, так и сказал. Ну поехал. Три года не был дома. Она всё ждала. Ну
через три года, значит, может идти взамуж. Ну, значит, царь призвал: «Што тебе вдовой жить?
Мол, лучше выйти взамуж».
А Олёша Попович приехал из чиста́ поля́ и сказал, соврал матери, што:
«Добрыня Никитич убит лежит:
Бу́йна голова испрострелена <...>, исп[р]оломана,
Могу́чи плечи испрострелены — убит лежит,
Нет жива́ Добрыни Никитича!»
Значит, он хочет ей взамуж взять. Она думала-подумала. Ну, царь да всё ведь который <...> —
приказыват, чтобы она вышла за Олёшу за Поповича. Ну, и как-то и тут уж согласилась. Вот, назавтра
идти. Ну, на свадьбу. У царя будет свадьба.
А Добрыня Никитич в то время домой явилсе к своей же<не>; уже не жене, а ну, к Настасье
дочь Никуличне: «Ну, мать (Апра́ксия была, Апраксией звали), а где у меня Настасья дочь Никулична?»
— «Настасья-то дочь Никулична сегодня, — говорит, — взамуж пошла за Олёшу за
Поповича!» Ну, ему ждать-то некогда. Он говорит: «Ну-ко!..» Да, — он говорит, — дак она,
<...> мать-то, ведь не признала: «Он, — говорит, — убит лежит!» — «Нет, — говорит, — мама!»
Это снял сафьян сапог (у его именно́ было!), — тогда она у́знала его: <...> ну, тако именное
место было, что — всё. Тогда она схватила его дальше: «Сын мой, живой! Дак, соврал!» —
30«Ну, — говорит, — дай мне-ка, — говорит, — неси, — говорит, — гусельцы яро́вчаты, я, —
скоморошно платьё; я скоморошиной наряжусь и пойду на пир. Та принесла скоморошно платьё.
Взял и гусельцы яровчаты!» Одел и пошел к царю на пир. <...> Заходит на пир:
Не спрашиват у ворот приворотников,
У дверей придворников.
Всех отталкиват: поди прочь! Он ведь хоть бы что — тут не боитсе, а зашел только, поклонилсе:
«Где мое место скоморошное?» Сел на печку. Вот на печку залез скоморошина. Сидит, думат:
«Не Бог-то я и скоморошина!»
Он сел на печку и взял свои яровчатые гусельцы и заиграл. Все заплясали, — такого игрока
не было. А Настасья дочь Никулична говорит: «Только ведь мой муж, Добрыня Никитич, играл
так хорошо!» Ну, его — как хорошего игрока — посадили за стол: «Заходи, — князь Владимир,
— заходи, — говорит, — я тебе три места даю, игроку:
Перво место подле меня,
Хошь — супротив меня,
А третье место — куда сам захошь, куда пожалуешь!»
Он с царем не сел, Добрыня Никитич, и ни с кем, а сел напротив своей Настасьи дочь Никуличны.
Напротив. Ну, тут они, невеста тут — сидят, а напротив своей стал. Ну, подносят, подносят
ему чару зелена́ вина, Добрыне Никитичу. Он взял чару зелена́ вина и спросил: «Разрешите
мне подать эту чару зелена́ вина, кому я знаю, кому пожалую!» Встал он на́ ноги и стал подносить
Настасье дочь Никуличне эту чару зелена́ вина и говорит:
«Ежли пьешь до дна, то вида́ешь добра,
А не пьешь до дна, не увидаешь добра!»
А... вот, а сам, значит: «Пьешь до дна — вида́ешь добра», а сам в это-то время, пораньше-то,
спустил именной перстень в эту чару-ту. Она как до дна-то выпила, имянной-то перстень
подкатился на́ губы-ти. Она вскочила и закричала зычным голосом:
«Не тот муж, и который рядом со мной,
А тот муж, который насупротив меня!»
Вот так. Ну, и всё. Тут бросилась к ему на шею: «Прости, — говорит, — ты меня, виноватую,
что я взамуж пошла!» Он и говорит: «Да, — говорит, — у женщин ум... ум-волос долог
<...>, да ум короток, — говорит, — ну, я тебя прощаю. Ну, за братана, брата (когда побратались
Добры<ня> и Олёша Попович) не прощаю за то, что соврал-приехал, что я убит лежу!» И тут
схватил его вот через стол и всё: ёму всю хватит — бряк об стол! Царь, а царь — тот сам убежал.
Не показываетсе и боитсе, чтобы ему не попало. (Ну, и всё...)
(Зап. И. Одинцовой, А. Массарани в июле 1975 г.: д. Печище Мезенского р-на — от Суднова Степана Андреевича, 76 лет.)
Былины: В 25 т. / РАН. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). — СПб.: Наука; М.: Классика, 2001. Т. 3: Былины Мезени: Север Европейской России. — 2003.