Типерь поехал Илеюшка во чисто полё,
Да в то роздольицо широкое.
Он доехал, Илеюшка, до чиста поля,
Он роскинул на чистом поле свой белой шатёр,
Он насыпал коню пшеницы белояровой,
Сам лег во шатре да заснул крепким сном.
Он спал ведь тут сутки ровно сутками.
Он проснувшись, во сне да видит дивное:
Стоял возле его шатёр полотняной,
И конь у шатра стоял белой весь,
Отгонивши коня да Илья Муромцы
От той же пшеницы белояровой.
На што тут Илеюшка россердивши был:
«Кака же тут невежа приехала
И пустила коня к его пшеницы белояровой?»
Розбудил он в шатре сильного бог̇атыря:
«Ты ставай сичас, невежа, невежа незваная;
Мы поедём с тобой да по чисту полю,
Мы будем там биццэ на жисть, на смерть!»
Они съехались, молоццы, — розъехались:
Они билисе копьеми берзаминьскими,
Они билисе палицами боёвыми.
От рук ихны палицы загорелися —
Некоторой некоторого не ранили.
Они сцепилисе цепями-то железными —
Некоторой некоторого перетянуть не могли.
Под ними кони-то добрыя прыгали вдруг
От сильной же битве бог̇атырьское.
Сходили с коничков добрыех,
Сходили бог̇атыри на сыру зем[л]ю —
Схватились бороцца в охабочку,
В охобочку бороцца — по-медвежьему.
Они первой день ходили-боролись до вечора
И другой день боролись до вечора:
Солнышко катилосе ко западу,
Ко западу катилосе, ко закату.
Тут имел же Добрынюшка Некитич млад,
Он имел тут ухваточку приловкую,
Преловкую ухваточку г̇имнастики:
Повернул Илью Муромца накругом-вокруг,
Ударыл его, Муромца, об сыру землю
И сел к Ильи Муромцу на белы груди,
И стал Илью Муромца роспрашивать,
Роспрашивать стал его, выведывать:
«Ты которого города, коей земли?
И как оцца-матерь именём зовут,
Именом же зовут да по отечеству?»
Отвечал тут ему да Илья Муромец:
«Уж я был бы сидел да на твоей груди —
Я ростегивал бы твои пуговки вольячныя
И порол бы твою да грудь я белую,
И смотрел бы я твоё да ретиво серцо!»
Тут стал же Добрынюшка Некитич млад,
Он стал тут ростегивать шубочку собольею:
Он ростегивал пуговки вольячния,
Отворачивал латы булатныя.
Увидавши он на груди крест серебряной,
Соскочивши с груди он могучие,
Он брал тут Илью да за белы руки,
Поднимал он Илеюшку на резвы ноги:
«Извини меня, Илья, да Илья Муромец,
Извини меня, Добрынюшку Некитича, —
В том звини, что я победил тибя:
Быть же ты мой, да мой крестовой брат,
Ты крестовой мой брат, да ты мой старшэй брат!»
Они стали тут братья, покрестовались,
Покрестовались братья и розъехались:
Добрынюшка поехал во чисто полё,
Илья Муромец поехал во Киев-град.
Он приехал во Киев к князю Владимеру.
(У Владимера сидел да тут Попович млад) —
Они много сидели и беседовали:
Он сказал про Добрынюшку Некитича,
Что видел Добрыню во чистом поле,
Похоронил его косточки могучия,
И теперь уже Добрынюшки живого нет.
Олёшенька Попович-от женицсэ стал:
И стал он просить князя Владимера,
Штоб женицьсе на вдове Омельфе Тимофеевне,
На жене Добрынюшка Некитича.
И стал тут Олёшенька сватацсэ.
Но Омельфа Тимофеевна не йдёт взамуж —
Она помнит ведь речи Добрыни Никитича,
Когда поехал Добрыня во чисто полё:
«Если не буду я дома через десеть лет —
(А теперь прошло времени пятнаццать лет!),
Ты тогда можешь взамуж итти;
Хошь за старого пойдёшь, хошь за младово —
Но не ходи ты за Олёшеньку Поповича,
Потому я Поповича не люблю всегда!»
Ну, стал тут Попович, посваталсэ,
Но не шла за него Тимофеевна.
Он просил, Попович, князя Владимера,
Еще попросил он Илью Муромца,
Чтобы те помогли ему сосватацсэ
На той же вдове Омельфе Тимофеевне.
Пошол тут Владимер, князь стольно-киевской,
Пошол он к Омельфе Тимофеевне.
«Ты что же, Омельфа Тимофеевна,
Ты не йдёшь же взамуж за Олёшу Поповича?
Ты иди же, Омельфа Тимофеевна,
Ты иди же за Олёшеньку Поповича!
Добром ты пойдёшь — дак он добром возьмёт;
А не йдёшь ты добром — я отдам силою!»
Говорыла Омельфа Тимофеевна:
«Уж ты ой еси, великий князь
Владимер стольно-киевской!
Я не желаю изменить своему супружеству,
Супругу же Добрынюшки Некитича!
После времени пройдёт хоша и десеть лет,
После десети пройдёт и пятнаццать лет —
Он велел мне тогда выходить в замужество.
Он велел выходить мне за старого,
За старого велел и за младого, —
Только не велел выходить за Олёшу Поповича:
Не любил он Поповича в жизни сей».
Говорыл в ответ ей да Владимер-князь:
«Уж ты ой еси, Омельфа Тимофеевна!
Чем тибе вдовой сидеть, иди в замужество —
Ты в замужест[в]о иди за Олёшу Поповича!»
Говорыла Омельфа Тимофеевна:
«Будет воля твоя, княже, великая,
Я послушаю тибя типерь во первый раз:
По твоей же по просьбе по княжеской
Я выйду за Олёшеньку Поповича!»
Они назначили день, и день свадебной,
Они назначили свадьбу и через десеть дён.
Прошло время то — всё да собиралисе,
Собиралисе, на свадьбу снарежалися.
Они стояли на свадьбе за дубовым столом,
Они всех тут на свадьбе угощали же,
Всем чары с вином подавалисе.
Вдруг входит калика перехожая,
Он входит во грынюшку во светлую
На ту же на свадёбку весёлую;
Он ходит и князю челом же бьёт,
Челом ему бьёт да низко кланая[яе]цса:
«Уж ты ой еси, князь Владимер стольно-киевской!
Ты позволь мне-ка сесть да на печной столб
Посмотреть мне на младую супружницу,
На младую супружницу Поповича!
Да позвольте мне гусли сыграть же здесь,
И гусли те дайте мне — Добрынюшки Некитича:
Помянуть мне прах Добрынюшки Некитича!
Сыграю я в гусли, звончаты гусли,
Звеселю я Олёшеньку Поповича,
Звеселю я Олёшину молоду жену!»
Принесли тут прохожему золоты гусли —
Тут начал прохожой поигрывать,
И начал прохожой всё выигрывать...
Догадалса Илеюшка Муромец,
Догадалса притом и Владимер-князь,
Што зашол им во грынюшку и не прохожей же,
Не прохожэй калика, не долгополой же,
Но пришол к ним — Добрынюш[к]а Мекитич млад.
Догадалась же Омельфа Тимофеевна
По игре в гуслях Добрынюшки Некитича;
Попросила она князя Владимера,
Штобы дал он ей чарочку серебрену,
Штобы серебрену чару в полтора ведра.
Тут подал Владимер чарочку серебрену.
Наливала Омельфа Тимофеевна,
Наливала эту чару зеленым вином,
Зеленым же вином да полтора ведра —
Подавала эту чару калики прохожому,
Подавала эту чару да на печном столбе.
Принимал эту чару калика перехожэй же,
Принимал эту чару он одной рукой —
Выпивал эту чару к одному духу.
Он снял свой перстень золотой с руки,
Он положил в эту чарочку серебрену:
«Ты увидишь, Омельфа Тимофеевна,
Ты увидишь этот перстень, коей нам с тобой,
Коей нам же с тобой да обручальной был!»
Увидавши Омельфа Тимофеевна,
Она взявши тот перстень на руку свою,
Она обратилась к столу, к столу дубовому:
«Поздравляю тебя, Олёшенька:
Женилса — не с ким спать!»
Сама пошла она к печки муравленой,
Она брала же Добрынюшку Некитича,
Она брала ево за белы руки —
Целовала его в уста сахарные.
Подходила она с им да к дубову столу,
Поклонились они Олёшеньки Поповичу:
«Поздравляём тибя, Олёшенька:
Женилса — не с ким спать!»
А еще же промолвил князю Владимеру
И промолвил притом же он Ильи Муромцу:
«Вы поздравьте Олёшеньку Поповича,
Вы поздравьте Олёшу, что не с ким спать!»
На то тут Олёшенька россердивши был:
Выбегал тут Олёшенька на улицу,
Побежал тут Олёшенька во дом во свой,
Хватил тут Олёшенька остру сабельку —
И бежал тут Олёша на Добрынюшку Некитича.
Говорыл тут ему Илья Муромец:
«Не летай ты, Олёшенька, за соколом:
Я же, старык, да не тибе чета —
Не тебе же чета да не тобой зовут —
Да был у мня Добрынюшка на белых грудях;
А тибя-то, Олёшеньку Поповича,
Тибя-то, Олёшу, как комара, убьёт!»
Тут-то Владимер приужакнулса;
Узнал он про сильнаг̇о бог̇атыря,
Про сильного бог̇атыря Добрынюшку Некитича:
«Извини нас, Добрынюшка Некитич млад!
По просьбе моей твоя супружница
Пошла за Олёшеньку Поповича,
Как прошло тому времени пятнаццэть лет
По твоёму отъезду от родины.
Роскажи ты, Добрынюшка, где же был,
Роскажи нам, Добрынюшка, что видал?»
Тут начал Добрынюшка росказывать:
«Был я, Добрыня, на синём море;
Я видел, Добрыня, чудо чудное,
Я видял Змея страшново,
Змея старшново видял, троеглавого.
Он хотел миня убить да на синём море.
Я сказал тому Змею троеглавому:
„Не честь тибе будёт молодецкая,
Не хвальба тибе будёт всё Змеиная,
Что убил бы ты богатыря во неволюшке,
Во неволюшке убил бы, на синём море,
На синём море убил бы, на быстрой воде!
Помоги ты мне, Змей, да выйти на землю —
Тогда убьёшь меня, молоцца, на сырой земле!
Тогда будёт и честь тибе молодецкая,
Тогда будут бояцса тибе сильные бог̇атыри —
Да такого-то Змея троеглаваго,
Троеглаваго Змея, Змея сильнаго,
Што убил-то Добрынюшку Некитича,
И убил он бог̇атыря могучаго,
И убил он бог̇атыря на сырой земле!”»
Тут на то Змей, Змей, оглянувшись вдруг,
Он помог̇ тут Добрыни — до сырой земли.
Когда вышол Добрынюшка на сыру землю:
«Ты дай мне, Змей, типерь опомницсэ,
Ты опомницсэ да отдохнуть с часок!»
Отдохнувши Добрынюшка Некитич млад;
Прибравши он в руки сер-горюч камень,
Сер-горюч камень прыбрал в петьдесят пудов:
«Ну, ты можешь, Змеишшо троеглавое,
Ты можешь типерь сразицьсе
С Добрыней Некитичом,
Ты можешь сразицьсэ на сырой земле!»
Тут стало Змеишшо подвигатися,
Полетело Змеишшо выше всех лесов,
Полетело Змеишшо под облака —
Рынулось сверьху на Добрынюшку Некитича,
Летит на Добрыню с шумом великием.
Добрыня схватил сер-горюч камень,
Он бросил этот камень в Змея лютого —
Оторвал у Змея две главы.
Упало Змеишшо-то на землю:
«Уж ты ой еси, Добрынюшка Некитич млад!
Пощади меня, Добрынюшка, во первой раз;
Я за то тибе, Добрыня, вознагражду тибя:
Приведу тибе, Добрыня, коня доброго,
Твою сбрую привезу бог̇атырскую, —
Только не бей меня, Добрынюшка, до смерти!»
На что тут Добрынюшка согласён был.
Тогда тут Змеищо прелютоё
Слетало Змеищо за конём доброем,
Принесло же всю сбрую бог̇атырскую.
Оделсэ Добрынюшка Некитич млад,
Оделсэ Добрынюшка в цветно платьицо,
Надел на сибя все сбрую бог̇атырскую,
И сел он на коничка вороного —
Отнял он г̇лаву Змею лютому,
Покончил он жизнь Змея лютаго —
Очистил дорогу прохожим и проежжим здесь.
Потом поехал Некитич во страны дальныя,
Страны дальныя ездил, незнакомые.
Он привёз же оттуда подарочки,
Подарочки для князя для Владимера —
Подарочки: еичко изумрудово,
Второ еичко брельантово,
Из отдалённого царства Малобрунова»
Прин[ь]явши подарок, Владимер-князь,
Прин[ь]явши подарок, благ̇одарыть он стал,
Благодарыть он стал Добрынюшку Некитича:
«Ты бери же, Некитич, что те надобно —
Ты сёла бери да с присёлками,
Золотой казны бери себе по надобью!»
Говорыл ему Добрынюшка Некитич млад:
«Мне не надо сёла с присёлками,
Мне не надо твоя да золота казна,
Мне не нужны твои да славы-почести —
Только возвратите вы мой дом белокамянной,
В котором я буду спокойно жить
Со своею Омельфой Тимофеевной!»
Говорыт ему князь да во второй након:
«Уж ты ой еси, Добрынюшка Некитич млад!
Ты бери свои полаты белокамянны,
Ты живи сибе, Добрынюшка, как хочыцьсэ, —
Только не забывай меня, князя Владимера,
И не забывай всё нашу родину
Со своим же ты с братом со крестовыем,
Со крестовыем братом со Ильей Муромцом!»
Говорыл им на то Добрынюшка Некитич млад,
Говорыл ему на то Илья Муромец:
«Уж ты ой еси, Владимер, князь стольно-киевской!
Мы будём охранять да стольно Киев-град,
Мы будём охранять да свою родину,
Свою родину спасать, свою могучу Русь!
Только дай нам пожить сичас да в городи,
А потом будём ездить мы по заставам,
От розных наезников лихих-негодныех,
Негодныех наезников-разбойников,
Мы спасать буде[ё]м жисть царя великого —
Тибя, князя Владимера!
И за нас тибя, князя, мы царём зовём,
Мы царём тибе зовём да будём клана[я]цсэ!»
(Зап. А. Д. Григорьевым 10 июля 1901 г.: на Русановском заводе — от Аникиева Василия Петровича (из д. Кузьмин городок Погорельской вол.?), 57 лет.)
Архангельские былины и исторические песни, собранные А. Д. Григорьевым в 1899-1901 гг. Т. 3: Мезень. СПб., 1910.