Во стольнём-то городи во Киеви
Да у ласкова кнезя да у Владимёра
У ёго было пированьё, да был поцесьён пир.
Да все на пиру да напивалисе,
Да все на цёсном да наедалисе;
Да все на пиру да приросхвастались:
А иной-де уж хвастат да золотой казной,
А иной-де уж хвастат да платьём цветныем,
А и сильн-ёт уж-де хвастат да своей силою,
А наезницёк хвастат да тот добрым конём,
А средьн-ёт хвастат да широким двором.
А един на пиру седит — не пьёт, не ест,
А не пьёт он, не ест, сидит — не кушаёт;
А на имя — Ванюшка Маленькой,
А княжьней любимой да он племянницёк.
Да злы были бояра, да злы подму́тчики;
Подмутили они князю-ту Владимеру:
«Ишше Ванюшка сидит — да не пьёт, не ест,
А не пьёт он, не ест, сидит — не кушаёт:
На тебя ле он, на князя, да лихо думаёт!»
Говорит тут кнезь Владимер да стольне-киевской:
«Уж ты ой еси, Ванюшка Маленькой!
Уж ты що же сидишь да нонь не пьёшь, не ешь?»
Говорит тут ведь Ванюшка Маленькой:
«Государь ты родитель, да мой дядюш[к]а!
На тя я, на дядю, лиха не думаю —
Я-то-де сижу — да призадумалсэ.
Бласлови мне, сударь дядюшка, женитисе!
У меня полюбовниця есь прибрана
А во далецём-далецём да на украины,
А во хо́рошом-хоро́шом да во Че́рни-городи,
У Митрея да сына Гурьевиця:
Да есь у ёго доци любимая,
Молодая Настасья да Митриевисьня!»
Говорит тут кнезь Владимер да стольне-киевьской:
«Тибе Бог благословит, Иван, женитисе!
Ужь ты силы-то бери, да скольки тибе надобно —
Поежджайте за Настасьей да Митреевисьней!»
Говорит тут веть Ванюшка Маленькой:
«Мне-ка силы-то твоей боле не надобно;
Тольки дай ты мне старого казака
Да второго — Добрыню сына Микитиця!»
То и будут они да на конюшин двор;
Да седлали-уздали да коней добрые:
Да накладывали седёлыш[к]а черкафские,
Да потвязывали подпруги да шолку белого,
Двенаццэть подпруг да шолку белого,
Тринаццата подпруга — церез хребётну кость:
«И не ради басы да ради крепости —
А всё ради опору да молодецького:
Не оставил бы конь да во цистом поли,
Не заставил бы конь миня пешом ходить!»
Да стоели бояра на стены да городовое —
Не видели поезки да богатырьское,
А то́льки лишь видели, как на коне́й са́дились.
А из города поехали не воротами —
Они прямо церез стену да городовую,
А церез те-де башни да наугольние:
А только лишь в поли да курева стоит,
Курева стоит в поли, да дым столбом валит.
Здраво стали они да полём цистыем,
Здраво стали они да реки быстрые.
Оставалса тут Ваня да во цистом поли.
Здраво стали они да во Черни-город
А ко Митрею да ко красну крыльцю,
Становили они коней да не приказаных,
Не приказаных коней да не привязаных.
Тут пошол старой казак да на красно крыльцё,
Проходя он идёт да по новым сеням,
Отворят он у грыдьни да широки двери;
Наперёд он ступат да ногой правою,
Позади он ступат да ногой левою.
А и крест-от кладёт да по-писаному,
А по[к]лон-от ведёт да по-уцёному;
Поклоняетсе на все на цетыре да кругом стороны:
Во-первых, он Митрею сыну Гурьевицю:
«Уж ты зрасвуёшь, Митрей сын Гурьевиць!»
Говорит тут ведь Митрей сын Гурьевиць:
«Уж ты зрасвуёшь, старой казак Илья Муромець!» —
«Мы уж ездим от стольнёго города от Киева,
От ласкова кнезя да от Владимера,
От того же от Ванюшки от Маленького;
Мы о добром дели ездим — да всё о сватосви!»
Говорит тут ведь Митрей сын Гурьевиць:
«У миня ведь уж доци-та просватана
За синёё морё да за Холодноё
За царя-де она да за царевица,
Да за того короля за королевица;
А завтре у нас дак ведь уж свадьбы быть:
А вот придёт король з-за синя моря
На двеннацати черленых да бо́льших караблях
Со своей со силой да со военною!..»
Говорит старой казак да Илья Муромець:
«Уж ты ой еси, Митрей сын Гурьевиць!
Ты добром буди дашь — дак мы и добром возьмём,
Добром-то не дашь — дак возьмём силою,
А силой возьмём мы да богатырьскою,
Грозою увезём да княженецькою!»
А тут-то ведь Митрей да приросплакалсэ:
«У меня ведь уж доци да нонь просватана
За синёё морё да за Холодноё
За царя-де у мня да за цяревиця,
А за того короля за королевиця:
А вот придёт король из-за синя моря
На двенаццати черленых да больших караблях!..»
Тут пошол старой казак да ведь из грыдьни вон;
А пошол-де уж он да по новым сеням,
По новым сеням пошол да ко третьим дверям.
Заходил он к Настасьи дак Митрееви[с]ьни,
Он брал-де Настасью да за белы руки,
За ее же за персни за злаченые;
И повёл он Настасью да вон из горёнки.
Она будёт супротив да дверей батюшковых,
Говорит тут Настасья да Митреевисьня:
«Государь ты родитель, да мой батюшко!
Ты пощо же меня да не добром отдаёшь,
Не добром отдаёшь да меня — силою?
Ведь уж я у тебя была просватана
Я за синёё морё да за Холодноё
За того я царя да за царевица,
За того короля за королевица;
А завтре у нас да ведь уж свадьбы быть:
Да вот придёт король з-за синя моря
На двенаццати черленых да больших караблях
А со своей со силой да со военною.
А есь же ведь где ле да у других оцьцей,
А есь же у их да ведь и доцери —
Всё из-за хлеба давают да из-за соли!
А и ты меня давашь нонь да не из-за хлеба,
Не из-за хлеба давашь ты да не из-за соли!..»
А тут-то ведь Митрей приросплакалсэ.
Тут повёл старой казак да вон на улоцьку,
Да садил он Настасью да на добра коня,
На добра коня садил он впереди себя.
Да поехали они да вон из города;
Они доехали до Ванюшки до Маленького.
Тут вопел старой казак своим громким голосом:
«Уж ты ой еси, Ванюшка Маленькой!
Уж ты скоро ставай, да нонь скоре того,
Умывайсе ты нонеце свежой водой,
Утирайсе ты нонеце белым полотном.
А вот тибе дело да ноньце сделано,
А вот тибе служба да нонь сослужона:
А и вот тибе Настасья да Митреевисьня!
Уж она была у батюшка просватана
За синёё морё да за Холодноё
За царя-де она да за царевица,
За того короля за королевица;
А завтре у их дак уж ведь свадьбы быть:
А придёт король з-за синя моря
На двенаццати черленых да больших караблях!..»
Говорит тут ведь Ванюшка Маленькой:
«Уж ты старой казак ты, да Илья Муромець!
Поежджайте вы на тихи да вёшны заводи —
Настрелейте гусей, да белых лебедей,
Переперистых серых да малых утицей.
А я-то ведь нонь да приостанусе».
Тут оставили Настасью да Митреевисьню,
Да поехали они да в стольне Киев-град;
Приворотили они на вёшные на заводи
Да стрелеть-де гусей, да белых лебедей,
Переперистых серых да малых утицэй.
Когда пришол король там из-за синя моря —
А стрецят тут ведь Митрей сын Гурьев[и]ць,
А сам-де уж он да приросплакалсэ:
«Уж ты зрасвуёшь, король, король неверные!
Приежджали от стольнёго города от Киева
А два сильних-могуцих да два богатыря —
Увезли у меня доцерь любимую:
А один-от — старой казак Илья Муромець,
А второй-от — Добрынюшка Микитиць млад!»
А тут королю да за беду пришло,
За велику досаду да показалосе;
И сам говорит да таково слово:
«Я узнаю всех руських могуциех богатырей:
Во-первых я Илью да ведь уж Муромця,
Во-вторых-то Добрынюшку Микитиця!..»
Заревел тут король как по-звериному:
«Уж вы слуги, мои слуги, да слуги верные!
Скоро дайте-подведите да мне добра коня
И со всей ёго со сбруной да с богатырьское;
А хоша ведь уж мне-ка да живому не быть —
Не поступлюсь я Настасьей да Митреевисьней!..»
Тут поехал король да за Настасьею.
Он сустыг где ведь Ваню да на цистом поли,
На цистом поли Ваню, да при белом шатри.
Он и вопит-крыцит своим громким голосом:
«Уж ты ой еси, Ванюшка Маленькой!
Уж ты скоро ставай, да нонь скоре того,
Уж ты скоро выходи да из бела шатра:
А кому будёт на поли Божья помошшь,
Кому достанецьсе Настасья да Митреевисьня?»
Ише в та поре Ванюшка Маленькой
Выходил-де уж он да из бела шатра.
А и нацели они да тут боротисе;
Некото́рой некото́рого одоли́ть не мо́жот.
Говорит тут ведь Ванюшка Маленькой:
«Уж ты ой еси, Настасья да Митреевисьня!
Поди пособи одолеть да мне-ка короля:
За королем жить — потеряешь всю веру крещоную!»
Говорит тут король, да король неверные:
«Уж ты ой еси, Настасья да Митреевисьня!
Поди пособи одолеть да мне-ка Ванюшку:
За мною ведь быть — да и ведь царыцэй слыть,
А за Ванюшкой жить — да сиротиной слыть!»
Говорит тут ведь Ванюшка Маленькой:
«А за мною ведь быть — да не в меньших же слыть!»
Выходила тут Настасья да Митреевисьня.
Да брали они Ваню да за русы кудри,
Да припетили Ваню да ко сыру дубу,
Привязали опутинками шелковыма;
А сами они стали да опочев дёржать.
А Ваня лёжит да под сырым дубом.
Налетали как два сизых два голуба;
А садились они к Ванюшки на сырой дуб,
А поу́ркивают да погова́рывают.
А король с Настасьей тоже розговор говорят;
Говорит тут король, король неверные:
«А пощо они сели к Вани на сырой дуб?
Они сели бы к нам да ведь на бел шатёр!
Я возьму ведь уж выйду да свой ярой лук,
Я наложу ведь две стрелы каленые —
Я сострелю ведь этих да сизых голубей!»
Выходил ведь король да из бела шатра,
Да брал ведь уж он да свой ярой лук,
Он натегивал тетивоцьку шелковую,
Он накладывал ведь две стрелы калёные:
Он и хоцёт стрелеть да сизых голубей.
Захватила Настасья да Митреевисьня:
«Не стрелей ведь уж ты да сизых голубей —
Ты прямо мети Вани под сырой дуб:
Роспороло бы у Вани да грудей белые,
Роскололо бы у Вани да ретиво серьцо!»
Говорит тут король, король неверные:
«Уж ты глупа ле, Настасья да Митреевисьня!
А сизы-ти голубы улетят ведь —
А Ваня от сыра дуба не у́рвицсэ!..»
И опеть король метит да в сизых голубей.
Захватила Настасья да во второй након:
«Не стрелей-де уж ты да сизых голубей —
Ты уж прямо мети Вани под сырой дуб:
Роспороло бы у Вани да груди белыи,
Роскололо бы у Вани да ретиво серцо!»
А спустил-де король стрелы в сизых голубей —
А сизы-ти голубы улетели.
А когда эти стрелы назадь воротяцьсе —
И одна стрела падала не на гору,
А не на гору падала, не на воду:
Она падала к королю во черны груди —
Тут и падал король да на сыру землю,
Да тут заплакала Настасья да Митреевисьня.
Втора стрела падала не на гору,
Не на гору падала, не на воду —
Она падала Ванюшки под сырой дуб,
Пересекла опутинки шелковые —
Тут отскакивал Ваня да от сыра дубу,
Да сам говорит да таково слово:
«Уж ты ой еси, Настасья Митреевисьня!
Уж ты скоро собирай да ноньце бел шатёр;
Поедём мы ноньце да в стольне Киев-град».
Собирала Настасья да ведь уж бел шатёр.
Да поехали они да по цисту полю,
Да доехали они да до Почай-реки.
Говорит тут ведь Ванюшка Маленькой:
«Уж ты ой еси, Настасья Митреевисьня!
Ты сходи-тко-се ноньче да во Почай-реку:
Уж я долго стоял нонь да под сырым дубом —
Загорело моё да ретиво серьцо!
Принеси ведь уж ты да мне напитисе,
Принеси мне-ка воды свежой ключевое!»
Говорила Натасья да Митреевисьня:
«Не воды ты пить хошь свежой ключевое —
Ты хошь пить моей крови горяцее!..»
Он отсек у Настасьи да руку правую:
«Мне-ка эта рука боле не надобна —
Обнимала поганого тотарина!..»
Он отсек у Настасьи да нос и с губами:
«Мне-ка эти ведь губы боле не надобны —
Цёловали поганого тотарына!»
Он отсек у Настасьи да ногу правую:
«Мне-ка эта нога боле не надобна —
Оплётала поганого тотарына!»
Тут поехал ведь Ванюшка в стольне Киев-град.
Говорит кнезь Владимер да стольне-киевской:
«Ты здорово, Ваня, женилсэ — да, видно, не с ким спать!..»
Говорит тут ведь Ванюшка Маленькой:
«У мня осталась любавушка у Почай-реки!»
Говорит кнезь Владимер да стольне-киевьской:
«Со глупости, Ваня, да оставаисьсе:
Ише как же король в сугон не погониццэ?»
Затем-то ведь Ванюшки славы поют,
А славы-ти поют, да и старины скажут.
(Зап. А. Д. Григорьевым 26 июля 1901 г.: д. Ки́льца Погорельской вол. — от Чу́повой Анны Петровны (урож. д. Гришино на р. Вижас), 72 лет.)
Архангельские былины и исторические песни, собранные А. Д. Григорьевым в 1899—1901 гг. Т. 3: Мезень. СПб., 1910.