Ой же ты, езьдил Дунай из орды в орду,
Из орды в орду да из земьли в землю.
Ой, заехал к королю да к Ляховиньцькому.
Уш он жил у короля да ровно деветь лет;
Перьво три́ годы он жил у короля во стольшицьках,
Друго три́ годы он жил у короля во конюхах,
Третьё три́ годы он жил у Настасьюшки ф постельшицьках:
Не пуховыи перинушки отряхивал,
Не круто, высоко изголовьицё накладывал,
Тойко спал с Настасьёй на кроватоцьки тесовыи,
На одной периноцьки пуховыи,
Как дёржал руки выше колен, пониже пояса,
Как лёжал он у Настасьи на белых грудях.
Заводилсэ у короля поцесен пир
Как на фсех князей на фсех на бо́яроф,
Ой на фсих сильниих, могуциих бога́тырей.
Ишше фси-то на пиру-то пьяны, ве́селы,
Ишше фси-то на пиру да приросхвастались:
Как которой хвастат молодой жоной,
Как которой хвастат золотой казной,
Как которой хвастат силой богатырьською.
Как один Дунаюшко не хвастаёт.
Ешше ходит король по полатам белокаменным,
Сам он говорит да таковы реци:
«Ой же ты, Дунай да сын Ивановиць!
Для цего ты, Дунаюшко, не хвастаёшь?
Или не́цим, добру тибе веть молотцю, похвастати?»
Говорит Дунай да таковы реци:
«Ой же ты, король да Ляховинцькии!
Ишше есть у мня да цим похвастати!
Как жил у тя у короля ровно деветь лет;
Перво три́ годы я жил у тя во конюхах,
Ай друго три́ годы я жил у тя во стольшиках,
Третье три годы я жил у Настасьюшки ф постельшицьках:
Не пуховыи периноцьки ростряхивал,
Не круто́, высокоё зголовьицё накладывал,
Тойко спал с Настасьёй на одной периноцьки пуховыи,
Ай лёжал у Настасьи на белых грудях».
Тойко тут королю за беду палось,
Ой за ту досадушку великую:
«Ой вы, пановя мои, улановя,
Уш как те тотара немилосьливы!
Вы ведите-ко Дуная во цисто́ полё,
Хоть во то ф полё Куликово,
Ай ко той ко плахи г белолиповой,
Ай рубите-ко, казните с плець да буйну голову».
Ой как брали Дуная за белы руки,
Поводили во то ф полё Куликово,
Ко той ко плахи г белолиповой,
Как рубить-казнить да буйну голову.
Тут Дунаушко да вот росплакалсэ:
«Ты прошшай, прошшай, да прошшай белой сьвет!
Мне по этой сырой матушки-земли не хаживать,
Травушки-муравушки не таптывать!
Вы прошшайте, люди православныя,
Прошшай, душоцька Настасья королевисьня!»
Как скрицял-ззыцял Дунай да зыцьним голосом,
Как во фсю пору да молодецькую,
Ой во фсю свою гортань да богатырьцькую:
«Как прошшай, прошшай, да прошшай белой сьвет!
Мне по этой сырой матушки-земли не хаживать,
Травушки-муравушки не таптывать!
Вы прошшайте, люди православныя,
Прошшай, душинька Настасья королевисьня!»
Ой бросаласи Настасьюшка по плець в окно:
«Ой вы, пановя мои, улановя,
Вы уш те тотары немилосьливы!
Вы ведите-ко Дуная на широкой двор».
Приводили Дуная на широкой двор.
Как брала Настасья за белы руки,
Целовала Настасья ф сахарьни́ уста.
Поскоре того Дунай поворот дёржит.
Как седлал, уздал своя добра коня;
Ой накладывал свою приправу богатырьцькую,
Одевал усьпехи богатырьцькии.
Только видели Дуная седуци,
Да не видели Иваныця поедуци;
Не дорогамы, да не воротамы, —
Цересь те ли сьтены городовыи.
Тойко жолтыи песоцьки столбом ставятце.
Как приехал во Киёф ко солнышку Владимеру.
Заводилсэ у солнышка поцесен пир,
Как на фсех князей на фсех на бо́яроф,
А на фсих сильниих, могуциих бога́тырей.
Шше вси-то на пиру да пьяны, веселы,
Ешше вси-то на пиру да приросхвастались:
Которой хвастат золотой казной,
Как которой хвастат силой богатырыцькою,
А которой хвастат молодой жоной,
Как которой хвастат любимо́й сестрой;
Ой неумной хвастат молодой жоной,
Нерозумной хвастат любимо́й сестрой.
Как один Дунаюшко не хвастаёт.
Ешше ходит солнышко по полатам белокаменным:
«У нас вси во Киеви поже́нёны,
Фси красны девушки замуж подаваны;
Как один я, солнышко, холо́с хожу,
Как холос хожу да нежонат брожу.
Вот не знат ли хто мне да молодой жоны:
Ойно у ей тело поро́ху сьнегу белого,
Тиха рець у ней да лебединая,
Оци у ней да ясна сокола,
Брови у ней да цёрна соболя,
Шьшобы кроф рыскуцёго заюшка?»
Как один из-за середьнёго окошка подвигаитце,
Помалёшеньку да подближаетце.
Говорит солнышко ведь во фторой након:
«У нас вси во Киеви поже́нёны,
Фси красны девушки замуж подаваны;
Как один я, солнышко, холо́с хожу,
Как холос хожу да нежонат брожу.
Вот не знат ли хто мне да молодой жоны:
Ойно у ей тело поро́ху сьнегу белого,
Тиха рець у ней да лебединая,
Оци у ней да ясна сокола,
Брови у ней да цёрна соболя,
Шьшобы кроф рыскуцёго заюшка?» —
«Красно солнышко, Владимир столён киефськой!
Я найду тебе да молоду жону».
«Здрасвуй, Дунай да сын Ивановиць!» —
«Ой же ты солнышко Владимир столён киефськой!
Я найду тебе да молоду жону:
У ей тело поро́ху сьнегу белого,
Тиха рець у ней да лебединая,
Оци у ней да ясна сокола,
Брови у ней да цёрна соболя,
Шьшобы кроф рыскуцёго заюшка».—
«Ой бери-ко силы, колько надобно». —
«Как не нать мне твоёй силы — телят пропашших!
Тойко дай-ко мне-ка два уда́лых добра молотця:
Одного Олёшеньку Поповиця,
Во вторых Микитиця Добрынюшку:
На одну пору мне-ка Олёша пить подас,
На другу пору мне-ка Добрынюшка коня зберёт».
Как седлали, уздали своих добры́х коней,
Как накладывали седёлышка черкальськии,
Одевали усьпехи богатырьцькии.
Только видели их веть седуци,
Как не видели ф цисто́ полё поедуци:
Не дорогамы да не воротамы,
Церес те ли сьтены городо́выи.
Только жолтыи пески да столбом ставятце.
Как приехал к королю да Ляховинцькому,
Заежжали к королю да на широкой двор,
Как вязали ко́ней г золотым кольцям,
Г золотым кольцям да г дубовы́м столбам.
Говорит Дунай да таковы реци:
«Ой же вы, дружья́-братья, мои товарышши!
Как я пойду ф полаты белокаменны
Ко тому ли королю да Ляховинцькому;
Как зделаитц́е у нас ф полаты стук да гром,
Как тогда вы потьте ко мне да на повыроцьку».
«Здраствуи, король да Ляховинцькии!
Я х тебе пришол об добром дели — сва́тофстви
За того за солнышка князя Владимера:
Ой ту ли Опраксею королевисьню,
Ой ту нать взять ёму ф супружество». —
«Кабы не служил ты у меня ровно деветь лет,
Я бы срубил бы у тя, сказьнил да буйну голову!»
Как скорей наросьнё Дунаюшко попятилсэ.
Как скакал король со кроватоцьки тисовыи,
Со той периноцьки пуховыи.
Как хватал Дунай да за жолты́ кудри,
За жолты кудри да й за белы руки;
Он уш нацял короля похлапывать,
Как похлапыт, да сам пошьшялкиват.
Зделалсэ у их ф полаты стук да гром.
Как идут ёго дружья-братья́-товарышши,
Ой наця́ли силушку рубить, да как траву косить;
Вырывали двери с ободверьицямы.
У их зделалсэ ф полаты стук да гром.
Говорит король да Ляховимцькия:
«Ты уйми дружъёф-братьёф-товарышшоф!
Я вам отда́ю Опраксе́ю с ц́есью, с радосью
За того за солнышка Владимера».
Как седлали, уздали веть добры́х коней,
Накладывали збрую-приправу богатырьцькую,
Уежжали во Киёф, славён Киёф грат,
Ко тому ко князю солнышку к Владимеру —
Как не дорогамы да не воротамы
Ц́ерес те ли сьтены городо́выи;
Только жолтыи песоцьки столбом ставятьц́е.
Не доехафши до Киёва богатого
Езьдит поляниця, веть полякуёт:
Мецё копьё да по поднебесью,
Наежжат на то копьё да мурзоменьцькоё,
Хватат она то копьё да во белы руки.
Говорит Дунай да сын Ивановиць:
«Ой же вы, дружъя-братьи́-товарышши!
Вы возьмите Опраксею королевисьню,
Вы везите к солнышку к Владимеру;
Я поеду далец́е во цисто́ полё
Побитьц́е, веть порататьц́е,
Уш я силою да веть померитьц́е».
Как розьехалсэ Дунай да сын Ивановиць,
Как ударились во сабельки во вострыи,
Ударились во копья мурзоменьцькии, —
У их фсе до рукополо́женья приломалиси;
Оны ударились во палици тяжолыи, —
Как фсе до рукоположенья приломалиси,
Ой ис ко́лець вон да вырывалиси;
Оны — лёкким боим да рукопашисьним,
Ц́ерес те ли гривы лошадиныя.
Тогды збил Дунай Настасью на сыру землю.
«Ты скажи, скажи, да не утай, скажи:
Ты коёй орды да ты коёй земли,
Ты коёго́ отця да коёй матушки?» —
«Кабы я у тя сидела на белых грудях,
Ай не спрашивала не имя, не изо́тчины,
Ай порола я у тя да белы грудоцьки,
Вынимала ретиво́ серьц́е с пец́енью». —
«Ой скажи, скажи, да не трати себя!» —
«Ой я есь короля да Ляховимцького,
Ой я есь Настасья королевицьня».
Брал он Настасью за белы́ руки,
Целовал Настасью ф сахарьни уста.
Ой седлали, уздали своих добры́х коней,
Ой накладывали седёлышка чиркальскии.
Только жолтыи песоцьки столбом ставятце.
Приехали к солнышку Владимеру.
Заводилсэ у солнышка поц́есен пир
На фсех князей, на фсех на бо́яроф,
Ой на фсих сильниих, могуциих бога́тырей.
Ешше фси-то на пиру да пьяны, веселы;
Ешше фси-то на пиру да приросхвастались.
Говорит солнышко Владимер столён киефской:
«Как спасибо, Дунай да сын Ивановиць!
Ты нашол веть мне да молоду жону —
Ойно тело пороху сьнегу белого,
Тиха рець у ей, поговора лебединая,
Ой оци у ней да ясна сокола,
Брови у ней да цёрна соболя,
Ой кроф рыскуцёго ли заеця».
Говорит Настасья королевисьня:
«Ой же ты, Дунай да сын Ивановиць!
Я умею стрелять ис туга лука —
Луцьше миня да ни находитц́е».
Говорит Дунай да сын Ивановиць:
«Умею я да не хуже́ тебя.
Выходи, Настасья, на Фагор-гору,
На Фагор-гору да на роскатисту!»
Ой нацяли стрелять да ис тугов лукоф
Уш как тема стреламы — калена́ стрела.
Говорит Дунай да таковы реци:
«Ой же ты, Настасья королевисьня!
Когда ты стрелять да поцишше́ миня, —
Где лёжит тело Настасьино,
Пусь лёжит тут тело Дунаево!»
Тут Дунаюшку славы поют,
Тут славы́ поют да старины́ скажут.
Записана А. В. Марковым от крестьянина деревни Гридина, на Корельском берегу Белого моря, И. Т. Мяхнина, 39 лет.